Лев и Аттила. История одной битвы за Рим
Шрифт:
— Император не раскрывал своих намерений, а мы не вольны задавать ему подобные вопросы, — промолвил осторожный Тригеций.
— Валентиниан решил покинуть Рим, но, судя по всему, пока не знает, в какие края держать путь. Поскольку он собирается бежать, то у него, видимо, нет мыслей: каким образом противостоять гуннам. Император приказал спасать Вечный город мне и Тригецию и более не прибавил ни слова, — поправил товарища прямолинейный Авиен и с надеждой обратился к Великому понтифику. — В церкви ты обещал побеспокоиться о жизнях христиан. Значит, каких-то действий от тебя следует ждать?
— Мы, как и все римляне, будем рады помочь тебе в любом деле,
— Что ж, таиться мне не к чему, — произнес Лев. — Я отправлюсь в стан Аттилы и постараюсь убедить его отказаться от похода на Рим.
— Что ты можешь предложить тысячам гуннов, которые намерены овладеть почти беззащитным городом?! — удивился Авиен. — Я подозреваю, Аттила мечтал завоевать Рим с тех пор, как узнал о его существовании. Если гунны одолели Альпы, то что помешает им по прекрасным нашим дорогам подойти к самому нашему сердцу? Что может заставить человека отказаться от мечты, когда она находится на расстоянии вытянутой руки?
— Я не знаю, что может остановить гуннов, — разочаровал гостей своим признанием Лев, — но буду искать это средство. Я постараюсь отыскать слова, которые убедят предводителя гуннов отказаться от похода на Рим. Времени для размышлений предостаточно, ведь путь предстоит неблизкий. Аттила, по моим известиям, только выступил из Медиолана. Однако самая великая надежда у меня на Господа. Его буду молить о величайшей милости.
— Ты уже немолод, отец наш; нелегкий путь — удел молодых, — сочувственно промолвил Тригеций. — Не лучше ли подождать, когда войско Аттилы приблизится к Риму? Есть надежда, что Аэций успеет собрать достаточное количество легионеров и остановит гуннов. Ведь он победил Аттилу в Галлии…
Тригеций не очень верил собственным словам, но терять последнюю надежду не хотел. Мнение бывшего претора Лев не стал даже обсуждать:
— Когда гунны окажутся у стен Рима, вести с ними переговоры будет поздно, — пояснил свои намерения Великий понтифик. — Я отправляюсь в путь завтра утром.
— Мы должны идти с тобой! — воскликнул Тригеций, который прежде отличался осторожностью, но никак не смелостью.
— Тригеций прав, — поддержал товарища Авиен. — Если Аттила согласится вернуться в Паннонию, то не от доброты своей, а на неких выгодных ему условиях. Все же император поручил нам остановить гуннов и наделил меня и Эмилия Тригеция правом заключать мир. У нас есть и некоторые средства, если варвары по обыкновению потребуют выкуп за мир.
— Хорошо, — согласился Лев. — Завтра, в первом часу утра, встречаемся здесь.
— Достаточно ли будет когорты преторианцев для сопровождения нашего посольства? — спросил Авиен, уже собираясь уходить.
— Пастух не ведет стадо овец в волчье логово, — произнес Великий понтифик.
Некоторое время сенаторы молчали, осмысливая его слова. Наконец подал голос, хотя и не достаточно мужественный, но не лишенный разума, Тригеций:
— Отец наш прав. Легионеры только разозлят варваров. И что сможет сделать когорта против тьмы воинов?
— Вы предлагаете нам одним отправиться в стан Аттилы, — ужаснулся консуляр.
— Господь нам поможет, если на то будет Его воля, — успокоил разволновавшегося Авиена Лев.
— Римляне не отпустят тебя без сопровождения, — не сдавался консуляр. — Да и вообще не позволят Великому понтифику подвергнуть себя смертельной опасности. И правильно сделают, потому что нельзя оставить тело без головы. Уж
Благородство Авиена испугало его товарища, Тригеций не рассчитывал добиться успеха без Льва. К его радости, Льву также не понравилось предложение консуляра:
— Мне вручили посох апостола Петра не для того, чтобы я прятался за спины христиан. Великий понтифик обязан заботиться о вверенном стаде и оберегать его.
Куры не клюют зерно
Наутро Лев, его секретарь Проспер, Авиен, Тригеций, да полдюжины слуг (которые еще не знали, какое им предстоит совершить путешествие) направились к храму Святого Петра. Чтобы не привлекать внимания, Лев и Проспер надели простые монашеские плащи, в которых обычно передвигались пилигримы.
Сотворив молитву, Лев и его спутники покинули пределы базилики. И сразу же они оказались среди прихожан, собравшихся у ступеней храма, несмотря на раннее время. Люди всегда были на пути Льва, откуда и куда бы он ни направлялся. Навязчивая почтительность нисколько не раздражала отца христиан; сколь бы людей ни стояло — два десятка или сто тысяч — они всегда оставляли проход для него, и стоило Льву повернуть в людском море, как появлялась свободная тропинка в другом направлении. Великий понтифик, благословляя людей, и в плаще монаха его узнававших, шел по улице, которая вела к Фламиниевой дороге. Остальные члены посольства приноравливались к движению Льва. Тут он заметил еще одну толпу, которая была страстно увлечена неким делом, и даже выход главы христиан не заставил ее переключить свое внимание.
Важность предстоящей миссии не мешала Льву замечать все, что происходило вокруг. Великому понтифику стало интересно, чем увлечены эти братья во Христе, в то время как остальной Рим погрузился в тревожное ожидание, а граждане толпились только у храмов. Он подошел к собравшимся людям, которые наконец-то заметили его и расступились. По образовавшемуся коридору Лев прошел к помосту, на котором происходило странное действо. Толстые холеные куры ходили по рассыпанной пшенице и лишь некоторые из них лениво изредка поднимали клювом зерна. Вся толпа с замиранием сердца следила за движениями птиц.
— Что здесь происходит? — спросил Великий понтифик.
Мгновенно затихло множество людей, до сих пор галдевшее, словно воронье, слетевшееся на добычу. Зрители необычного представления стыдливо опустили вниз глаза, некоторые из них исподлобья поглядывали на богато одетого человека, накануне подсыпавшего птицам зерно. Виновник всеобщего внимания понял, что ответ придется держать именно ему, но также не решался открыть рот. Лев узнал раздатчика куриного корма — то был богатый торговец, который часто посещал базилику Святого Петра и старался занять место в первых рядах молящихся — поближе к алтарю. Граждане скромного достатка охотно уступали ему право находиться вблизи мощей святого Петра; как имелось подозрение — не безвозмездно. Флавий (так его звали) всегда щедро жертвовал на храм, а после службы неторопливо раздавал медные монетки нищим. Обычно подвижный, энергичный, он не был похож на себя во время акта благотворительности; монетка настолько медленно переходила из его мешочка в ладонь убогого, что, казалось, время останавливалось в эти минуты. Между тем краем глаза Флавий наблюдал, достаточно ли много людей заметило его жертвенность.