Лев Лангедока
Шрифт:
Все вышли из-за обеденного стола и направлялись в большую гостиную.
– Лавальер ничего подобного не носит, – сказал герцог, любезно улыбнувшись Селесте. – Она красива и без них.
– Это правда? – обратилась Селеста к Мариетте, которая сидела в некотором отдалении от всех, занятая своим вязанием.
– Истинная правда. Она пренебрегает такого рода модой, не желая подражать мадам де Монтеспан.
Взгляд герцога обострился. Он уже давно пришел к заключению, что в малышке Рикарди есть нечто особенное, не сразу постижимое. Тон,
– Вы занимались вязанием кружев в Париже, Мариетта?
Мариетта, не отвлекаясь от своей сложной работы и продолжая неустанно перебирать пальцами спицы, ответила:
– Разумеется. Ведь я кружевница. Куда бы я ни попала, всегда плету кружева.
– Именно поэтому вы и познакомились с Монтеспан?
Глаза у Селесты изумленно округлились.
– Неужели вы и вправду вязали кружева для мадам Монтеспан? Верно ли, что она новая фаворитка короля и что это разбило сердце Лавальер? И правда ли, что она претендует на дружбу с королевой?
– Мадам де Монтеспан претендует на многое.
– Не стоит говорить о ней в подобном тоне, – заметил герцог, поигрывая своей табакеркой. – Для Элизы было бы опасно отправляться в Версаль с предвзятыми суждениями о мадам де Монтеспан.
– Было бы опасно для нее отправляться туда с иными суждениями, – уверенно произнесла Мариетта. – Худшее, что может случиться с Элизой, – это если Атенаис Монтеспан пожелает сделать ее своим другом.
Голос герцога сделался жестким. Он не питал нежности к Атенаис, считая ее слишком холодной и расчетливой, и он был благодарен Мариетте за то, что она отказалась выйти замуж за его сына, однако его честь была задета тем, что она говорит с ним таким уверенным тоном.
– То, что вы продаете кружева знатным людям, еще не дает вам права высказывать вопиющие суждения об их душевных качествах, Мариетта.
Она подняла на него глаза и сказала совершенно спокойно:
– Мадам де Монтеспан приходила к Рикарди за куда более важными вещами, чем кружева.
Молчание затянулось, и глаза их встретились. Герцог де Мальбре не имел возможности догадаться о том, что стоит за словами Мариетты, но был достаточно умен, чтобы не задавать ненужных вопросов. Было в поведении Мариетты что-то, от чего холодок пробежал у него по спине. Сегодня вечером им не мешало бы толком поговорить – подальше от жадных ушей Селесты.
Мариетта не была любительницей праздных сплетен и не стремилась привлечь к себе внимание пустословием. Она что-то знала о мадам де Монтеспан, однако шестое чувство герцога подсказывало ему, что Мариетта предпочитает держать это при себе. А что, если это и в самом деле имеет отношение к Элизе? Герцог вдруг ощутил твердую уверенность в том, что предпочел бы перевернуть небо и землю, но не допустить, чтобы
Но ведь оберегать Элизу – долг ее супруга, а не его долг. Он, герцог, может лишь давать советы, не более того. Житейский опыт избавил его от первоначального благорасположения ко всему сущему, от чувства благоденствия. Он жил в раю для глупцов. Если у него есть хоть капля ума, он должен вернуться ко двору немедленно, а не оставаться в Шатонне под предлогом ожидания свадьбы, которая теперь стала ему ненавистна.
Размышляя о том, что мужчины с возрастом глупеют – и чем дальше, тем больше, он налил себе еще вина.
Селеста, заметив, что интригующий сюжет о мадам де Монтеспан исчерпан, порылась у себя в голове в поисках другого. И отыскала, причем такой сюжет, который, по ее мнению, мог привлечь внимание Леона.
– Кто-нибудь слышал о том, что в Монпелье объявились охотники за ведьмами?
У себя за спиной она услышала громкий вздох и улыбнулась, весьма удовлетворенная. Не часто кому бы то ни было выпадал случай удивить Мариетту.
У Леона потемнели глаза.
– Кто сообщил тебе такой вздор?
– Арман, и это вовсе не вздор. Об этом все говорят. Они ищут очень могущественную и очень красивую ведьму. Арман говорит, что она любовница самого Люцифера и он будто бы послал ее в Лангедок, чтобы она уничтожила всех нас.
– Откуда же он ее прислал? – спросил герцог как бы даже нехотя.
– Из Парижа.
– Выходит, что наша колдунья француженка?
Герцог снова улыбнулся.
– Нет, разумеется, нет! – с негодованием запротестовала Селеста. – Она чужестранка, но у нее в запасе множество заговоров, всякие колдовские зелья, и она может наложить на вас заклятие. Поэтому парижские охотники за ведьмами и прибыли сюда, чтобы изловить ее.
Жанетта, понимая, каким болезненным может оказаться для Мариетты этот внешне безобидный разговор, решительно предложила:
– Давайте не будем больше о ведьмах и прочей чепухе. Селеста, вы собираетесь завтра навестить Элизу?
– Да, собираюсь. Но ведьмы вовсе не чепуха, – продолжала она. – Эта колдунья происходит из старинного рода ведьм. Инквизитор сжег ее бабку, а теперь день и ночь разыскивает и внучку, пока та не обманула весь юг и не наложила на всех нас заклятие.
– Вздор, – отрезала Жанетта, вставая с кресла. Лицо у нее было бледное. – Пожалуйста, помоги мне подняться по лестнице в спальню, Селеста, и перестань болтать о ведьмах, демонах и гоблинах.
Проходя мимо стула, на котором сидела Мариетта, она слегка потрепала ее по плечу в знак утешения и симпатии.
Мариетта была признательна ей за это. То, что было поначалу всего лишь подозрением, превратилось в пугающую уверенность. Охотники за ведьмами в Монпелье были охотниками за ведьмами из Эвре. И это она была колдуньей, о которой они говорили. Она была их желанной добычей.