Лев пробуждается
Шрифт:
Взмыленная лошадь проломилась сквозь куст лещины рядом с Псаренком, едва не отбив Пряженика от дирхаундов, прыгавших и рычавших. Встревоженный Джейми Дуглас, едва удерживаясь в седле, успел помахать, прежде чем лошадь понесла его дальше между деревьев.
Через несколько хаотических, изнурительных ярдов Хэл прорвался сквозь подлесок, чтобы увидеть, как Джейми соскальзывает со спины взмыленной верховой лошади, с тяжело вздувающимися боками стоявшей на месте. Отрок быстро осмотрел ее и обернулся к Хэлу и подъехавшим всадникам.
– Хромая, – горестно объявил он, а потом тронул морду животного, и его потное лицо озарила светлая улыбка. – Было хорошо, пока не кончилось, –
27
Здесь: вижу (фр.).
– Ах ты, окаянная, похотливая, ненасытная, раздолбанная сучка! – рявкнул Хэл, и люди рассмеялись.
– Девке сие будет не по нраву, – заметил Сим Вран, но взор Хэла под сдвинутыми бровями опалял огнем, так что он благоразумно прикусил язык и последовал за господином.
Через два-три скачка Хэл придержал коня и послал Куцехвостого Хоба и Тома Пузыря за графиней, чтобы она вернулась целой и невредимой и присоединилась к охоте.
Они устремились вперед, уклоняясь от веток. Что-то крепко врезало Хэлу в лоб, вывернув его голову назад; в глазах закружились звезды, и он покачнулся в седле, а когда пришел в себя, Сим Вран широко ухмылялся.
– Вы закончили драблять дерева? – вопросил он и критически поглядел на Хэла. – Целехонек. Вы все так же блистательны, аки солнце на гладких водах.
Подъехал Лисовин Уотти, подгоняя пыхтящего Пряженика и бегущих дирхаундов, даже не запыхавшихся, но теперь они были на длинных поводках, которые держал Лисовин Уотти, сидя верхом, и начали приплясывать и скулить, почуяв запах крови и умоляя спустить их с поводков. Трусцой прибежал Псаренок, и Хэл увидел, что дышит он ровно и не перепачкан, потому что ему не приходилось поспевать за головоломным собачьим аллюром; они улыбнулись друг другу.
Лисовин Уотти швырнул поводки Пряженику, и тот решительно намотал их на кулаки, свирепый, как хряк. Всадники толклись потной группой; несколько крестьян дотащились до древесных комлей и, привалившись к ним, сползли вниз, буквально источая марево усталости. Конская слюна пузырилась и лопалась от невидимого ветерка.
– Bien aller [28] , – гаркнул Сивый Тэм, поднося рог к своим синюшным мясистым губам, и раздавшееся «тру-ру, тру-ру» заставило всю толпу снова лихорадочно устремиться вперед. Берне Филипп, тяжело дыша, просипел отчаянную мольбу расступиться перед его борзыми, и рог Сивого Тэма вострубил в очередной раз.
28
Зд.: Хорошо! (фр.)
– Держаться в ряд! – крикнул он. – Слушай! Осторожно, борзые! Осторожно, борзые!
Из подлеска выскочил олень, и мгновение спустя спутанная вереница лающих борзых последовала за ним, в замешательстве оскальзываясь, когда зверь изменил направление и заскакал прочь.
Он разил мускусом и исходил паром, играя мускулами и
– Il est hault! [29] – с побагровевшим лицом рявкнул он. – Il est hault-il est hault-il est hault.
– И тебе ату, – пробормотал Хэл, после чего кивнул Лисовину Уотти, а тот ухмыльнулся и подтолкнул Пряженика.
Сивый Тэм изрыгнул проклятье и яростно хряснул рогом о заднюю луку, видя, как рогатый мчится прочь, – и тут по обе стороны от него промелькнули две серые полоски, бесшумные, как погребальные пелены. Нагнав бегущего оленя, они врезались в него сбоку, заставив остановиться, обернувшись к нападающим. Дирхаунды… Сивый Тэм чуть не вскрикнул от восторга.
29
Зд.: Живо! (старофр.)
Псаренок уставился, разинув рот. Он еще ни разу не видел ни такой резвости, ни такой свирепой отваги. Микел зашел сзади; олень развернулся на месте. Велди ринулся вперед – секач развернулся; борзая впилась ему в нос, и олень стряхнул ее, яростно брызжа кровью. Но Микел уже впился ему в ляжку, и задние ноги зверя подломились под тяжестью остальной своры, подоспевшей и тут же навалившейся на него.
Но даже тогда с оленем не было покончено. Он взревел – страшно и отчаянно, взмахнул своей тяжелой рогатой главой, и собака с визжанием отлетела прочь, будто черно-бурый мяч, так что Псаренок почувствовал потрясший ее удар, не сомневаясь, что это была Санспер.
Лисовин Уотти крикнул раз, другой, третий, но серые дирхаунды держались, и олень ринулся в лес, спотыкаясь, пошатываясь, волоча на себе дирхаундов и остальную копошащуюся комом свору. Хэл испустил огорченный вопль, увидев, как Микела сорвало с крупа зверя: поводок, который надо было снять, прежде чем отпускать его, зацепился за что-то в подлеске.
Хрипя от удушья, гончая забарахталась, пытаясь вернуться в гущу потасовки, хватая воздух ртом и лишь усугубляя собственные страдания отчаянными потугами вырваться. Лисовин Уотти набросился на Пряженика, понимавшего свою оплошность, однако слишком боявшегося борзых, чтобы броситься вперед, но мимо него пронеслась небольшая фигурка – прямо туда, где извивался и рычал полузадушенный дирхаунд.
Не обращая внимания на оскаленные клыки, Псаренок выхватил свой столовый нож и принялся пилить бечевку, стягивающую шею пса, хотя острые зубы лязгали у самого его лица и запястий. Ощутив свободу, Микел тотчас устремился вперед с хриплым тонким воем, а Псаренок, одной рукой запутавшийся в его всклокоченных космах, потянулся следом, угрюмо стараясь поспевать. Приметив кровь на морде собаки, Хэл подивился отваге и острому глазу отрока.
Тут Микел спохватился и обратился на Псаренка. Тот узрел разверстую собачью пасть, ощутил зловонный жар от морды. А затем дирхаунд встревожено заскулил и лизнул его, измазав лицо Псаренка оленьей кровью. Подоспевший с Хэлом и остальными Лисовин Уотти с улыбкой обернулся к Хэлу, одобрительно кивнув, потому что мальчонка, перепачканный слюнями и кровью, невзирая на зубы, осматривал рот Микела, чтобы убедиться, что кровь принадлежала только оленю.