Левион. Приключение барда
Шрифт:
– Мы отлично провели день, ребята! – сказал Мерри. У них уже закончились истории, которые они не обсудили. Слоуви тоже повеселел после такой беседы. Ему нравилось вспоминать былые приключения вместе с друзьями. Всем это нравится делать.
Талари отстраненно сидела в стороне ото всех и пила из стакана вино, которое они купили у одного купца. Он заявлял, что это самое вкусное вино в мире, ведь он привез его из города Салида, где его хранили несколько десятков лет. Вино такой выдержки является не только дорогим, но еще и вкусным. Только вот Талари не понравился этот напиток. В тавернах, как она заключила для
– Я уже сильно устала, давайте ложиться спать. Время позднее, да и завтра рано вставать. – Предложила Спэнки.
Мерри готов был с ней не согласиться, но все остальные поддержали ее идею. В итоге, бард вышел на улицу, вслед за ним вышел и Слоуви. Его попросила Талари, чтобы тот проследил за товарищем, мало ли что может случиться этой ночью с «великим» бардом. Львин согласился в этом отношении с ней. Девушки остались одни в комнате. Спэнки быстро уснула, так как сильно устала за этот день. Талари не покидали разные мысли.
Она смотрела по сторонам. В комнате, которую они взяли всего лишь на одну ночь, было целых четыре кровати, у каждой стоял маленький шкафчик. У входа также был большой комод, куда можно было повесить вещи. Около кровати Талари, а она была в дальнем левом углу комнаты, было одно окно, освещающее помещение. Также в комнате был деревянный стол не лучшего качества и несколько стульев, которые сильно скрипели, когда на них кто-то садился. Впрочем, за те деньги, что ребята отдали, это было даже неплохое место для ночлега.
Главное, здесь не было мышь или крыс, как это обычно бывает. Здесь не воняло ничем, и постельное было даже приличным. Жаловаться было, как говориться, не на что. На полу также был темно-синий ковер, на котором были красивые узоры. Талари могла только догадываться, сколько пыли находится и под ним, и под кроватями, и под шкафом. Также здесь было несколько пустых полок, на которых уже успела скопиться пыль. Точнее, слой пыли.
Из окна можно было увидеть красивый город. Огни не переставали гореть еще некоторое время, пока она думала о разных вещах. Иногда можно было увидеть в нем проходящих кролов. В основном, это были небольшие компании из таверны рядом. К счастью, все они не были шумными, а потому можно было спокойно уснуть, если бы не мешали собственные мысли.
Талари начала понимать, что она ревнует Мерри к новой знакомой, но не хотела этого до конца осознавать. Принять этот факт для нее унизительно. Девушка отогнала все свои мысли, зарылась полностью в одеяло и попыталась уснуть, что у нее успешно получилось.
Мерри и Слоуви сейчас были на улице и смотрели на звезды. Те продолжали ярко сверкать, и никакие тучи их не могли закрыть. Луна тоже была сегодня на небе. Бард курил трубку, выпуская кольца дыма в небо. Те улетали далеко и потом исчезали, развеивались. Атмосфера города ночью была спокойной, тихой и мирной. Никто не шумел, никто не кричал. Этого не встретишь в городах людей. Те вечно празднуют что-то, а это уже вызывает немало шума. В этом городе они по-настоящему могут отдохнуть в тишине.
Слоуви решил первым начать
– Что с тобой случилось, Мерри? Ты сам не свой. Мне кажется, что за эти пятнадцать лет в тебе что-то изменилось, но ты пытаешься сохранять здравый смысл и поддерживать свой образ. Мне также не хочется это признавать, но, я думаю, это как-то связано с Талари. У вас проблемы в отношениях?
Львин правда хотел помочь другу, узнать его проблемы, ведь раньше они хорошо общались, веселились, но сейчас оба изменились и, считай, не знают друг друга. Целых пятнадцать лет они провели без общения между собой. Что могло измениться за это время? Многое могло измениться за это время.
Бард выпустил сразу три кольца дыма, которые вместе полетели в звездное и темное небо, и сказал:
– За пятнадцать лет мы виделись с тобой всего несколько раз и то успели обменяться всего парочкой фраз. Это не критично, – голос Мерри сейчас был не таким, как раньше. Он был грубым, слабым и уставшим. Это не тот парень, который веселился пару минут назад в их комнате. – Люди сходятся, расстаются и снова сходятся. Это проверка временем для тех, кто готов дружить с тобой всегда. Так сказать, проверка настоящих товарищей, которые прикроют тебе спину в бою. Я понимаю, что в моей жизни многое изменилось. Годы берут свое, и я уже не могу, как раньше, сочинять песни, сражаться, путешествовать. Осталось совсем немного и, возможно, я закончу свой путь. Только вот как я его закончу? Этот вопрос, по-видимому, останется без ответа.
Слоуви подошел к нему поближе. Он увидел на лице парня тоску и, как бы это странно ни звучало, морщины. Глаза были уставшими, в них уже не было того огонька, который был раньше. В некоторых местах волосы были седые, но как такое возможно? Ему всего сорок лет, что для человека, несомненно, много, но не так много, чтобы быть уже таким измотанным. Неужели, это сделали с ним вечные приключения в таверне? Они его так измотали? У львина появилось много вопросов, но у них уйдет вся ночь, чтобы он получил на них ответы.
– Я понимаю тебя, Мерри. Время – единственная вещь, которая не подвластна никому в этом мире. Оно все идет вперед и идет. Кто знает, может когда-нибудь смогут сделать зелье молодости, но точно не сегодня или завтра. Это «когда-нибудь» наступит еще совсем не скоро. Кстати, я тоже думал насчет своего последнего похода. Возможно, это будет именно он. Будет невероятно, если белый львин с луком и великий бард вместе завершат свои странствия в этом мире, – он попытался обнять товарища, но тот ничего не ответил.
Мерри продолжал курить трубку, смотря в пол, словно там были ответы на его вопросы или строчки будущей баллады. Слоуви убрал лапу и стал смотреть в небо. Они постояли так пару минут, а потом бард сказал:
Каждый день – всего лишь мгновенье,И не вернуть нам его никогда.Откинь ты прочь свое сомнение,И, наконец, живи ты будущим всегда.– Эту песню я сочинил недавно. Ты подкинул мне мысль, я ее доработал и сделал небольшой стишок. Стоит продолжить сочинять, но что-то мешает мне это делать, словно останавливает на пути к творчеству. Что это может быть? Я и сам не знаю.