Левкиппа и Клитофонт
Шрифт:
Хиос - чрезвычайно плодородный остров, доставлявший лучшее греческое вино. Главный город острова, Хиос, претендовал в числе семи городов на то, что он является родиной Гомера.
Икарий.- В награду за гостеприимство, которое Икарий оказал Дионису, он получил от бога виноградную лозу. Пастухи, сочтя своих напившихся вина товарищей отравленными Икарием, убили его.
III
В честь Диониса каждый год в определенный день справляют праздник. Находясь в добром расположении духа, отец не пожалел ничего для того, чтобы устроить роскошный обед, и поставил в честь Диониса дорогую священную чашу из узорного хрусталя, соперничать с которой могла
Главк Хиосский - изобретатель с острова Хиоса, живший примерно в VII веке до н. э. Научился паять, изменять твердость металлов и был замечательным ваятелем.
Из нее как бы росли виноградные лозы, и свешивающиеся по бокам гроздья винограда увенчивали ее края. Виноград еще не созрел и оставался неспелым, пока чаша была пуста; когда же ее наполняли вином, виноград понемногу темнел и созревал на глазах. На лозе был вырезан Дионис, чтобы он покровительствовал взращиванию лозы.
Уже было выпито немало вина, и я смотрел на Левкиппу не отрываясь. Эрот и Дионис - жестокие божества, они приводят душу в состояние безумия и любовного исступления. Эрот жжет душу своим огнем, а Дионис подливает в этот огонь горючие вещества в виде вина, ведь вино - это пища любви. Левкиппа тоже осмелела и не таясь смотрела на меня. Так прошло десять дней. Мы лишь смотрели друг на друга и ни на что другое не решались.
IV
Я рассказал обо всем Сатиру и попросил его помочь мне. Но +Сатир, по его словам, догадался о моих чувствах раньше, чем я рассказал ему о них,- он только не решался признаться мне в этом, видя, что я стараюсь скрыть случившееся. Ведь если человек любит тайком, он сочтет всякого, кто обнаружит его страсть, хулителем и возненавидит этого человека.
– Стечение обстоятельств, - сказал Сатир, - благоприятствует нам. Служанка Левкиппы Клио, на попечении которой спальня девушки, стала моей любовницей. Я исподволь подготовлю ее к тому, чтобы она стала нашей помощницей. Но пора и тебе от томных взглядов перейти к словам, которые пронзили бы ее. После этого приступай к делу. Дотронься до ее руки, сожми ей пальчик и, продолжая сжимать его, вздохни. Если она стерпит все это, и не без удовольствия, тогда уже твое дело назвать ее владычицей твоей души и поцеловать в шею.
– Клянусь Афиной,- воскликнул я, - твои наставления звучат убедительно. Но вдруг случится так, что я смалодушничаю, и робость сделает меня слабым борцом Эрота.
– Эрот, друг мой прекрасный, не выносит робости,- ответил мне Сатир. Ты вспомни, какой у него воинственный вид: лук, колчан, стрелы, факел, - все в его облике исполнено мужества и отваги. В тебе живет такой бог, а ты робеешь и боишься чего-то! Смотри, не вздумай обмануть его ожидания! Вначале я тебе помогу. Как только будет удобно, я постараюсь увести Клио, чтобы ты смог остаться наедине с Левкиппой.
V
С этими словами Сатир ушел. Я остался один и под влиянием Сатира стал сам себя уговаривать стать посмелее. "До каких же пор, малодушный, ты будешь молчать? Можно ли быть таким робким воином столь отважного бога? Уж не ждешь ли ты, чтобы девушка подошла к тебе первой? Где твой разум, злополучный? продолжал увещевать я себя.
– Почему ты не любишь ту, которую тебе положено любить? Ведь рядом с тобой есть другая красивая девушка, - ее люби, на нее смотри, на ней женись". Мне уже казалось, что я убедил себя, когда вдруг словно из самой глубины моего сердца отозвался Эрот:
– Неужто, дерзкий, ты собираешься бороться со мной и осмеливаешься
VI
Погруженный в раздумья, я и сам не заметил, как оказался лицом к лицу с Левкиппой, - при виде ее я сначала побледнел, а затем покраснел. Левкиппа была одна, даже Клио не сопровождала ее. Не несмотря на это я так оробел, что не нашел ничего лучшего, как сказать:
– Здравствуй, владычица.
В ответ на мои слова она улыбнулась, причем улыбка ее сказала мне, что девушка прекрасно поняла, в каком смысле я употребил слово "владычица".
– Я твоя владычица?
– удивилась она.- Не говори так.
– Да, кто-то из богов продал меня тебе, как Геракла Омфале.
Омфала.- После того как Геракл совершил знаменитые двенадцать подвигов, он в припадке бешенства убил Ифта. За это по приказанию дельфийского оракула он был на год (в других вариантах на три года) продан в рабство к лидийской царице Омфале. Будучи ее рабом, Геракл изнежился. Облаченный в женские одежды, он прял шерсть, а Омфала носила в это время львиную шкуру Геракла и его палицу.
– Ты говоришь о Гермесе?-смеясь, сказала она.-Ведь именно он исполнял это поручение Зевса.
– Причем тут Гермес? Зачем ты шутишь? Ты ведь прекрасно знаешь, о чем я говорю.
Слово за слово мы продолжали разговор, как вдруг на помощь мне пришло провидение.
VII
Накануне около полудня приключилось такое происшествие: Левкиппа играла на кифаре, рядом с ней сидела Клио, а я, по обыкновению, прогуливался рядом: вдруг, откуда ни возьмись, прилетела пчела и ужалила Клио в руку. Клио закричала, а Левкиппа вскочила, отложила кифару и, склонившись над ранкой, стала рассматривать ее, при этом она успокаивала Клио. Левкиппа обещала произнести два слова, которые сразу успокоят боль, - какая-то египтянка научила ее заговаривать раны от укусов пчел и ос. Одновременно Левкиппа напевала что-то, и вскоре Клио сказала, что чувствует облегчение.
Так и сегодня. Пчела или оса долго с жужжанием кружилась вокруг меня и наконец задела мою щеку. Я сделал вид, что она ужалила меня, схватился за щеку и принялся стенать и жаловаться. Левкиппа тотчас подбежала ко мне, отняла от лица мою руку и стала допытываться, куда меня ужалила оса.
– В губы, - ответил я.
– Почему же ты не заговариваешь боль, милая?
Левкиппа подошла ко мне еще ближе и приложила свой рот к моему, чтобы начать ворожбу, - нашептывая что-то, она коснулась губами моих губ. И тогда я тихонько стал целовать ее, стараясь, чтобы звуки поцелуев не были слышны. Губы ее то приоткрывались, то смыкались, она что-то шептала, но, замирая на наших устах, заговор превращался в поцелуи. Я обнял ее и уже не старался скрывать, что целую ее.
– Что ты делаешь?-спросила меня Левкиппа.
– Ты тоже заговариваешь ранку?
– Я целую исцелительницу,-ответил я, - за то, что она облегчила мои страдания.
Она поняла меня и улыбнулась, а я, ободренный этой улыбкой, продолжал:
– Увы, милая, я опять ранен, на этот раз еще опаснее. Рана поразила мое сердце, и оно молит тебя успокоить боль волшебным заговором. Но на твоих губах тоже пчела, мед струится с них, и ранят твои поцелуи. Я умоляю тебя, начни снова колдовство и не торопись кончить, а то снова разболится моя рана.