Левша на обе ноги (авторский сборник)
Шрифт:
— Стойте!
«ОТВЕРГНУТЫЙ ПОКЛОННИК НАНЕС ЕЙ ТРИ НОЖЕВЫХ УДАРА».
Мисс Пилинджер поставила перед собой задачу: касаться земли не чаще чем через каждые двадцать ярдов. Исполнению этой задачи она посвятила все свои незаурядные душевные силы.
В Лондоне, Нью-Йорке, Париже и других оживленных городах никто, должно быть, и внимания не обратил бы на джентльмена без шляпы, с багровым лицом, гонящего свою секретаршу по улицам резвым аллюром, однако на родине мистера Меггса редко случались волнующие события. Последней вехой в жизни городка стал двухлетней давности приезд «Великолепного цирка Бингли», который по пути в соседний город
А потому на шум погони начали мало-помалу стекаться местные жители всех возрастов и размеров. Странный вид мистера Меггса и вопли мисс Пилинджер дали им пищу для размышлений. Поразмыслив, жители решили тоже принять участие, а потому, как только рука мистера Меггса ухватила мисс Пилинджер, несколько сограждан ухватили его самого.
— Спасите! — выдохнула мисс Пилинджер.
Мистер Меггс безмолвно указал на письма, которые секретарша все еще держала в руке. За двадцать лет он отвык от физических упражнений, и после гонки сильно запыхался.
Хранитель мира и порядка в городке, констебль Гуч, крепче сжал локоть мистера Меггса и потребовал объяснений.
— Он… он хотел меня убить! — сказала мисс Пилинджер.
— Пристукните его, — сурово посоветовал кто-то из зрителей.
— С чего вы вздумали убивать эту леди? — осведомился констебль Гуч.
Мистер Меггс обрел дар речи:
— Я… я… я… я только хотел забрать письма!
— Зачем?
— Это мои письма…
— Вы утверждаете, что она их украла?
— Он сам их мне дал и велел отнести на почту! — вскрикнула мисс Пилинджер.
— Ну да, велел, а теперь я хочу их забрать!
К этому времени констебль, хоть зрение у него и ослабело с годами, разглядел во взмыленном незнакомце искаженные, но вполне узнаваемые черты почтенного и выдающегося гражданина.
— Да это же мистер Меггс! — воскликнул констебль.
Услышав, что незнакомец опознан представителем власти, толпа слегка успокоилась, хоть и осталась разочарована. Неизвестно, что здесь все-таки произошло, но, во всяком случае, не убийство. Зрители начали понемногу расходиться.
— Может, вы все-таки отдадите мистеру Меггсу письма, мэм, раз он просит? — сказал констебль.
Мисс Пилинджер гордо выпрямилась.
— Вот ваши письма, мистер Меггс! Надеюсь, мы с вами больше никогда не встретимся.
Мистер Меггс кивнул. Он был совершенно того же мнения.
В конечном итоге все вышло к лучшему. Ночь мистер Меггс проспал без сновидений, а утром проснулся, ощущая в себе какую-то странную перемену. Все тело у него ломило, руки и ноги онемели, но в самой глубине его существа поселилось непривычное ощущение легкости. Он мог бы сказать, что счастлив.
Морщась, мистер Меггс выбрался из кровати, похромал к окну и распахнул его. Было прекрасное утро. Прохладный ветерок повеял в лицо, принося с собой чудесные ароматы и умиротворяющий шум Божьих тварей, начинающих новый день.
Мистера Меггса поразила удивительная мысль.
— Надо же, а я хорошо себя чувствую!
За ней пришла другая.
— Должно быть, это благодаря вчерашней пробежке. Честное слово, надо будет бегать регулярно!
Он жадно пил восхитительный воздух. Дикая кошка в его внутренностях царапнула было лапой, но как-то вяло, словно понимая и признавая поражение. Мистер Меггс,
— Лондон… — бормотал он. — Какой-нибудь из новомодных спортивных центров… Я еще сравнительно молод… Отдаться в руки тренеров… Посильные нагрузки…
Прихрамывая, он направился в ванную.
Левша на обе ноги
Исследователи, изучающие фольклор Соединенных Штатов Америки, наверняка знают неповторимую историю о Кларенсе Макфаддене. Кларенс Макфадден, видите ли, «мечтал танцевать, чтоб не грызла сердце печаль. Инструктор, скорей танцевать научи, никаких мне денег не жаль! Инструктор, — говорится далее в легенде, — ножищи его увидал и в лице изменился слегка. И с Макфаддена лишних пять долларов взял как с трудного ученика».
Меня всегда поражало удивительное сходство между этой легендой и историей Генри Уоллеса Миллса. Одно только различие бросается в глаза. Героем предания, по всей видимости, двигало одно лишь честолюбие, в то время как Генри Миллса пойти против природы и научиться танцам заставила любовь. Он хотел порадовать свою жену.
Если бы Генри Миллс не поехал в модное курортное местечко под названием «Терновник» и не познакомился там с Минни Хилл, он, вероятно, так и проводил бы за чтением, в тишине и покое, все свободное от работы время — а работал он кассиром в нью-йоркском банке.
Читать Генри любил. Для него приятно провести вечер означало прийти после работы в свою квартирку, снять пальто, надеть домашние тапочки, раскурить трубку, взять в руки Британскую энциклопедию, том «Бис-Ван», и продолжить чтение с того места, на котором вчера остановился, делая пометки в толстом блокноте. Он читал том «Бис-Ван», потому что до этого успел не торопясь прочесть «А-Анд», «Анд-Аус» и «Аус-Бис». В том, как Генри Миллс приобретал знания, было нечто основательное и в то же время жутковатое. Он гнался за знаниями с холодной и бесстрастной целеустремленностью горностая, преследующего кролика. Обычный человек, читая подписное издание Британской энциклопедии, начинает волноваться, перескакивает с одного на другое и в нетерпении заглядывает сразу в том XXVIII («Экс-Ящу»), чтобы узнать, чем же все кончится. Генри — дело другое. Ему было чуждо легкомыслие. Он решил прочесть Британскую энциклопедию от начала до конца и не собирался портить себе удовольствие, забегая вперед.
Есть такой неумолимый закон природы: человек не может быть совершенством во всем. Если у него высокий лоб и жажда знаний, то фокстрот он танцует (если вообще танцует), как пьяница, возвращающийся из кабака, а если он хороший танцор, так в голове у него сплошная кость. И к этому закону нет примера лучше, чем Генри Миллс и его коллега — второй кассир, Сидни Мерсер. В нью-йоркских банках кассиров сажают в клетку парами, как тигров, львов, медведей и прочую фауну. Таким образом, когда посреди рабочего дня случается затишье, они вынуждены развлекать друг друга. Генри Миллс и Сидни просто не могли найти общей темы для разговоров. Сидни совершенно ничего не знал даже о таких элементарных вещах, как «абак», «аберрация», «Авраам» и «агорафобия», а Генри, со своей стороны, понятия не имел о том, что в мире танцев со времен польки появилось нечто новое. Генри вздохнул с облегчением, когда Сидни бросил работу и поступил хористом в театр-варьете, а тот, кто его сменил, при всей своей ограниченности способен был все же связно рассуждать о «боулинге».