Левый берег Стикса
Шрифт:
Референты у немцев были — хоть куда. Было впечатление, что эта костлявая, белобрысая дама неопределенного возраста, похожая на засушенную чехонь, напрочь лишенная физиологических женских выпуклостей, уже ждала в вестибюле Костиного приезда.
Звали ее Габи, она превосходно говорила по-русски, печатала и стенографировала с одинаковой скоростью на двух языках, да и, судя по телефонным переговорам, свидетелем которых доводилось быть Краснову, владела английским и голландским на уровне переводчика-синхрониста. Краснов, который тоже выбирал себе секретарей
Только глаза у фройляйн были неприятные. Голубые и полностью прозрачные — до потери цвета и выражения. Будто бы стекляшки вставили в глазницы, под белесыми бровями. Если бы не мазки туши на ресницах, глаза просто нельзя было бы обнаружить на лице — они могли потеряться на светлой коже, усеянной редкими, бледными веснушками.
Поздоровавшись почтительно, фройлян Габи повела его в кабинет Дитера, на ходу подавая, аккуратно разложенные по прозрачным файлам, документы из раскрытой кожаной папки.
Косте было не до документов — судя по тому, как сердце колотило в ребра изнутри, вместо крови, в его жилах, уже тек чистый адреналин. Но положение обязывало, он что-то говорил, пропуская Габи впереди себя в лифт, и из лифта, шел по просторному холлу в приемную, отвечал наклоном головы на приветствия сотрудников директората, знакомых ему. Но основная часть его мозга занималась расчетом последующих действий, а где-то, совсем глубоко, за пределами сознания, его двойник, охрипший от ярости, был готов ко всему, даже к убийству.
Дитер встал из-за стола, когда он вошел в кабинет, и двинулся к нему навстречу — слегка полноватый, слегка лысоватый, но радушный. По лицу — типичный уроженец Воронежской губернии — даже нос уточкой.
Но на этом сходство с воронежским крестьянином заканчивалось. Элегантный костюм от Бриони, «Патек Филипп» на ремешке из рельефной кожи — европейский банкир во всей своей красе, пусть только лишь руководитель Восточного департамента банка, но все-таки, член Правления. Его русский был далек от совершенства, но достаточно хорош для неофициального общения, на переговорах он пользовался услугами Габи — в ее речи не прослеживался даже акцент.
— Я рад тебя видеть, герр Краснов!
Они давно были на «ты», но часто использовали в разговорах такую полушутливую, полууважительную форму.
— Я тоже рад, герр Штайнц!
Они обменялись рукопожатием.
— Неужели и он? — подумал Костя, встретившись с Дитером взглядом. — Неужели? Наши особисты говорили, что он бывший сотрудник БНД. Специалист по СССР.
Но взгляд Дитера был совершенно обычным — да и что, собственно говоря, Краснов хотел там увидеть? Радушный и приветливый взгляд круглых, светло-карих глаз.
— С приездом, герр Краснов. Габи два кофе, битте!
Краснов не удивился бы, если бы в ответ на просьбу шефа фройляйн Габи щелкнула бы каблуками и зычно крикнула: «Яволь!».
— Садись, Костя! — Дитер сделал жест в сторону кофейного столика и кресел. — Как долетел?
Глядя на него, спокойного, элегантного, уверенного в себе, Краснов абсолютно ясно понял, что тянуть нечего. В этой истории ему просто придется на кого-то положиться. Или на этого грузноватого банкира, с
Если рассуждать здраво, Дитер был самой лучшей кандидатурой для того, чтобы обратиться за помощью. У него не было причин предавать. Во всяком случае, Краснов не мог представить себе таких причин — ни финансовых, ни человеческих, если, конечно, не сам Штайнц и стоял за начавшимися событиями. И Краснов решился. Просто по тому, что в настоящий момент не видел другого выхода.
— Спасибо, Дитер. Долетел нормально. Но есть проблема…
Судя по выражению лица, Штайнц хотел пошутить в ответ, но, глядя на Костю, передумал.
— Садись. Что случалось? Что серьезное?
— Серьезней некуда.
На то, чтобы изложить случившееся понадобилось буквально минута. Дитер дополнительных вопросов не задавал, слушал внимательно, сосредоточенно. Радушное выражение из глаз ушло напрочь — теперь они смотрели цепко, и, как отметил Костя, профессионально.
Дослушав, Дитер почесал переносицу и сказал:
— Плохо.
Потом подумал и добавил.
— Очень плохо.
С подносом, со стоящими на нем кофейными чашечками, сахарницей и вазочкой с мини крекерами, вошла секретарь. Мужчины замолчали, ожидая, когда она выйдет. Потом заглянула Габи с папкой в руках. Дитер едва заметно качнул головой, и она исчезла, тихо прикрыв за собой дверь.
— Что я могу сделать для тебя? — спросил Штайнц.
— Не знаю. Для начала — посоветуй. Я, видишь ли, еще никогда не был в подобной ситуации.
— Посоветовать. — Дитер попробовал слово на вкус. — Я боюсь, что я не посоветовать ничего. Мы сможем только… — он задумался над выбором подходящего выражения на русском языке. — Решить вместе. Когда ты спокойный.
— Я спокоен.
Дитер покачал головой.
— Нет. Ты не спокоен. Я вижу.
— Я готов говорить, Дитер.
— Да. Может быть.
Он положил ложечку сахара в свою чашку и принялся размешивать кофе. Вид у него был слегка отсутствующий. Как будто бы он что-то считал в уме.
— Окей. — сказал он, наконец. — Давай договоримся сейчас. Сразу. Я говорю. Ты не споришь. Я спрашиваю. Ты говоришь правду. Как в кирхе. Да?
— Хорошо. — Сказал Костя.
— Тогда я задать тебе немного вопросов.
К вечеру погода начала портиться. Внезапно, как всегда в мае. Сначала, издалека, стали слышны раскаты грома, гулкие и раскатистые, словно невидимый оркестрант бил в гигантские литавры. Потом гроза подошла ближе, небо затянуло серой пеленой, и по листьям прошуршали первые капли дождя. Литавры перешли в крещендо и небо на западе прорезали вспышки молний.