Левый берег Стикса
Шрифт:
Машины вырвались на загородную трассу. Скорость резко возросла, но даже мощный «мерседесовский» мотор не мог обеспечить достойного отрыва от менее мощной, но более легкой «восьмерки». Погоня продолжалась, и рассчитывать на уход и легкую победу не приходилось.
Камен соскользнул в салон, опять перебрался на заднее сидение, отдавив лежащему Краснову руку и, сменив магазин, открыл прицельный огонь, через выбитое заднее стекло. Ветер свистел, врываясь в машину, на сидение и на пол летели горячие, остро пахнущие гильзы, ревел мотор, и что-то неразборчиво орал Худощавый. Камен ему ответил и, через несколько
Он успел убрать ногу с тормоза и ударить по газу, выкручивая руль влево, чтобы обойти сходу останавливающийся «мерс», но рефлексы, заставившие его начать торможение, уже подписали ему и всем, находившимся в машине, смертный приговор. Когда, ревущая мощным мотором, «Ауди» практически поравнялась с ними, из «мерса» ударил в упор второй ствол — Худощавый, открыв окно, левой рукой выпустил всю обойму в корпус автомобиля преследователей, пропоров машину от стойки до стойки. Рассыпая вокруг себя осколки стекла, разлетавшегося брызгами, как водяная пыль, «Ауди» перестав вилять, ровно, как утюг, ушла в противоположную обочину. Там залязгало. Грохнуло железо, будто бы кувалдой ударили в бочку с песком. Стало тихо.
«Мерседес» стоял практически над местом аварии, урча мотором. На встречной полосе показались фары едущей в город машины. Не обращая на это внимание, Камен, перезаряжая оружие на ходу, вылез из машины и страшный, с окровавленной головой, повязку он таки потерял, пошел, через дорогу, к обочине. Пистолет он держал на отлете, двумя руками, стволом к земле, в любой момент готовый начать стрелять на первое же подозрительное движение. Костя видел его напряженную спину через проем распахнутой дверцы. Худощавый салон не покидал и двигатель не выключал.
Болгарин дошел до обочины, заглянул вниз и выстрелил, быстро вскинув руку. Раз, другой. Потом он исчез из поля зрения — спустился к машине. Опять ударили выстрелы. Камен появился на дороге, волоча за собой кого-то, за волосы, как мешок. Человек орал и извивался.
Встречная машина, поравнявшись с ними, замедлила, было ход, но потом водитель, рассмотрев происходящее, рванул в сторону города так, что его габаритные огни исчезли из виду за считанные секунды. Камен подошел к машине, таща за собой парня с разбитым лицом, в короткой кожаной куртке и джинсах. Раненый в бедро и плечо пленник, визжал от боли, как поросенок и матерился по-русски. Болгарин швырнул его на асфальт и почти без паузы ударил ногой по раненному бедру. Парень взвыл, как швартующийся пароход.
— Пару вопросов, друг, — спокойно сказал Камен, присаживаясь на корточки рядом с лежащим. — Мне нужны ответы, а времени нет.
И без паузы ткнул собеседника стволом в
— Ау, — заорал пленник, хватаясь за лицо — что ж ты, падла, делаешь!?
— Как ты меня назвал? — переспросил болгарин и врезал ему еще, на этот раз по простреленному плечу.
Теперь раненый завопил совсем отчаянно, но без ругани. Больно уж доходчиво объяснил Камен причины недовольства.
— Я спрашиваю. Ты отвечаешь. Правду. Если я засомневаюсь — прострелю тебе колено. Если поймаю на лжи — отстрелю яйца. Понял?
Парень смотрел на него сумасшедшими глазами. Видно было, что так страшно ему еще не было. Костя вышел из машины, и смотрел на них из-за спины Камена. Худощавый салон не покидал, а неторопливо закурил, с нехорошей усмешкой глядя на допрос через открытое окно водительской двери.
— Вопрос первый, — сказал Камен, — кто ты?
— Сальников, — выкрикнул парень со всем возможным рвением. — Руслан.
— Откуда?
— Русский!
— Да я вижу, что не вьетнамец. Живешь где?
— В Берлине. Шестой год.
— Кто нанял?
— Бывший ротный.
— Фамилия ротного? Быстро!
— Сергеев. Капитан Сергеев.
— ГСВГ?
— Да! — выпалил раненый.
— Десантура?
— Особые.
— Диверсант, значит. — Удовлетворенно отметил Камен. — Ну, привет, коллега. То-то я смотрю — шустрые вы ребятки. Где ж ротный?
— В машине. — Сказал Сальников со всхлипом. — На переднем. Это ты его… В голову…
— Он стрелял?
Сальников закивал.
— Хорошо стрелял ротный, земля ему пухом. Кто третий?
— Сержант Лысенко. Тоже наш.
— Молодец, солдат. Хорошо поешь, может быть, жить оставлю. Кто нанимал?
— Ты чего, головой поехал? — отозвался Сальников. — Мне откуда знать? Я что ли — старший? Я так — погулять вышел. Немка — жена. Бизнес у меня здесь. И социал. Я чего, больной был в «совок» обратно ехать, когда тут такие дела? Мне и здесь неплохо. Поят, кормят, денег дают. Ну, подрабатываю иногда, когда ротный позовет.
— Ну, он тебя больше не позовет, — сказал Камен, не сводя взгляда с его лица. — Отработался, ротный. А что, бандюки звали часто?
— Мы на бандюков не пахали. У них своя свадьба, у нас своя. Ротный на серьезных людей в «совке» пахал. Мне, за сегодня, три штуки марок обещали.
— Детишкам на молочко, — сказал Камен. — Дети хоть есть?
— Есть.
— Те, трое, в ресторане — кто?
— Фамилию не знаю. Старшего — звали Лёха. Те, двое — его люди.
— Армейский?
— Да. Контрразведка.
— Что должны были сделать?
— Взять этого лоха, — он кивнул головой в сторону Краснова. — Леха должен был кольнуть ему в сортире какую-то херню. А как он отрубится — грузануть в «скорую» — типа по вызову. «Скорую» мы подогнали. За углом ждала.
— Чего ж палить — то начали?
Парень хмыкнул. Несмотря на страх и ранения — выдержки ему хватало. Сказывалась выучка.
— Сначала — Лёха не отсемафорил, с каких хуёв, непонятно. Потом в зале вы нарисовались — вместе с этим. Ребята сообразили, что все наперекосяк, что Лёха бочину запорол. А приказ был — в случае чего — на поражение. Чтобы без вариантов. Не взяли живьем — валить. Вот они и поперли — шмалять.