Левый глаз (сборник)
Шрифт:
– Необходимость вегетарианства – это миф, – сказал Беркут. – Новусы обвешаны мифами как рождественская елка – игрушками. Я не обращаю внимания на мифы, традиции, обряды и прочую мишуру – предпочитаю достоверную информацию. Я живу так, как хочу. Хочу есть мясо – и ем его. На качестве психовизуализации это не сказывается никак. Вот так-то.
Беркут продолжил свой путь, а Клаус поплюхал за ним. После пятого километра по горной тропке, едва обозначенной в высокой летней траве, у Клауса заныли ноги. Жарило солнце, слепни пикировали на разгоряченную кожу как маленькие злые штурмовики. Клаус уже собрался возмутиться, потребовать остановки и отдыха, как вдруг из-за поворота, заслоненного
– Это моя хибара, – сказал Захаров. – Жилище, конечно, не городское, не такое, как у вас там в Испании, но мне вполне подходит.
– Здорово! – только и сумел вымолвить Клаус.
До усадьбы Алексея Захарова было около полукилометра, и Клаус мог рассмотреть ее сверху во всех подробностях. По периметру большого участка шел частокол из высоких заостренных бревен – совсем как в фортах дикого запада, о которых Клаус читал в детстве. "Хибара" представляла собой двухэтажный бревенчатый дом – приземистый и основательный. Площадь, на которой расселся этот огромный деревянный муравейник, занимала, наверное, не менее трех сотен квадратных метров. Топорная упрощенность соснового сруба с лихвой компенсировалась всякими украшениями – высокой крышей со скатами, покрытыми металлическими чешуями, башенками с флюгерами в виде петухов, деревянными ротондами и эркерами, приделанными к дому вроде бы невпопад, но чрезвычайно мило. Общую картину дополняли широкие кружевные наличники на окнах и пара наружных лестниц, наискось пересекающих стены и ведущих на второй этаж.
Остальное пространство усадьбы, площадью около пары гектаров, было занято теплицами и открытыми посадками растений, имеющими вид вполне типичный для плантаций новусов. Задней стеной частокол соседствовал с красивым озером – гладким и спокойным, зеркально отражающим синеву неба. Невдалеке высились три ветряка электростанции – изящные, ажурные, неторопливо вращающие лопастями.
Клаус никогда прежде не был в России, русские деревянные дома видел только на картинках. Поэтому экзотичный терем Беркута произвел на него неизгладимое впечатление.
– Этот высокий забор – от медведей, да? – спросил он.
– От них тоже. Но не только от них. Тут знаешь какие кабаны-секачи по тайге бродят – медведя завалят. Им волю дай – все мои плантации в два дня перероют. Тигры в последние десять лет начали встречаться – судя по всему, от Амура досюда добрели. Много тут всякой живности. Без ограды – никак.
– А дом почему у тебя такой большой? Там много народу живет?
– Много. Я да три моих собаки.
– Зачем же такой огромный домище?
– Так удобнее, – пояснил Захаров. – У меня все там – и мастерская, и склады, и гараж, и баня. Зимы здесь долгие, холодные, снегу наметает много. Если по отдельности все эти строения поставить, то дороги в снегу между ними замучишься копать. Иной раз в пургу так заметет, что без лопаты не выйдешь.
– А бассейн у тебя есть?
– Вон он, бассейн, – Беркут ткнул пальцем в озеро. – Плавай, сколько влезет, крокодилов не водится. Вода чистая.
– А зимой? В проруби купаешься?
– Еще чего! – Беркут зябко передернул плечами. – В январе здесь минус тридцать, а то и сорок, лед-то и не продолбишь! В баньке как следует разогреешься, да в сугроб нырком. А раз-два в месяц позволяю себе переправиться на Гавайи – ненадолго, на пару деньков. У меня там много друзей живет. Не был на Гавайях?
– Не был, – сказал Клаус. – Далеко дотуда, сам я переправляться не умею, а других просить – как-то неудобно. Вот и торчу я по сто лет на каждом месте. За триста лет всего три резиденции сменил.
– Глупый ты, Клаус, хоть и триста лет прожил, – снисходительно заявил Алексей. – Место жительства можно менять хоть каждую неделю, только веселее от этого не станет. Интерес к жизни, он здесь сидит. – Он постучал пальцем по голове. – В мозгах тебе нужно порядок навести. Чем ты занимаешься –бездельем? От этого не то что за столетия, за месяц от скуки свихнуться можно.
– Да кто ты такой, чтоб мне указывать! – огрызнулся Клаус. – Тоже мне, учитель нашелся! Мужлан неотесанный! Твое место – сидеть в тайге и не показываться в приличном обществе…
– Это кто это у нас тут приличный? – ехидно поинтересовался Беркут. – Ты что ли, Клаус Даффи, зайцеед, раскапыватель погребов с археологической выпивкой? Ты не смотри, что я прост в обращении – у меня, друг мой, три высших образования: два технических и одно юридическое. От последнего, правда, сейчас никакого толка, а вот первые два до сих пор небесполезны. Да, я не живу в городе, я предпочитаю одиночество. Но это мое личное дело. Новусы, которые живут в больших резиденциях, слишком много суетятся. Я их не люблю.
– Ты же должен любить всех! Так гласят догмы учения Патрика Ньюмена.
– Никому и ничего я не должен, – сказал Беркут. – Понял? Это мне все должны. Я делаю машины, которые эти жуки-мягкотелки сами не в состоянии произвести. Все ударились в совершенствование человеческого сознания, а вот копаться в технике считается чем-то неприличным. Ну и ладно – я занимаюсь тем, что доставляет мне удовлетворение, а на мнение остальных мне, честно говоря, наплевать. Когда-то, еще при существовании обычных людей, я зарабатывал по несколько миллионов в год на продаже одних только электротракторов. А теперь я отдаю эти машины бесплатно, потому что денег в мире давно не существует. Пусть люди пользуются моими машинами, мне не жалко. Я ем мясо, потому что оно мне нравится. Ем много мяса, и тебя им угощу. Я проживу миллион лет на этом месте, и мне никогда не будет скучно, потому что у меня есть моя мастерская, мои станки и вездеходы, мои планеры, поднимающие меня в небо, есть мои плантации, мои облака, моя дикая природа. Я наблюдаю природу, понял? И я на даже на полмизинца не приблизился к тому, чтобы понять ту красоту, что меня окружает. Но я сделаю это – мне некуда спешить, у меня впереди вечность. Я ценю эту вечность, в отличие от тебя. Я знаю, что жизнь моя не бессмысленна. Я люблю эту жизнь.
– Ты – не новус, – убежденно сказал Клаус. – Ты не такой как все.
– Я – новус, – Беркут осклабился, показав длинные неровные зубы. – Больше того, я – новус из новусов. Я овладел всеми известными рунами, и изобрел парочку новых. О них знают уже многие, но я не уверен, что остальные доросли до того, чтобы научиться ими пользоваться. Впрочем… лет через пятьдесят дорастут. Я отдам им эти руны, я не жадный.
– Новусы не такие как ты. Они занудные. Они чересчур правильные.
– Ничего ты не знаешь, Клаус. Мы, новусы – всякие. Мы какие угодно. Каждый из нас имеет свой характер, свою индивидуальность, свою судьбу. Мы – люди, Клаус. Мы просто люди.
– Я триста лет живу среди новусов. Я отлично знаю этих вежливых чистюль.
– Ты не знаешь нас вовсе. Ты не слышишь нас. Большая часть того, что мы хотим сказать, не произносится вслух. Язык людей изменился, стал совсем другим, но ты не хочешь слышать этого. Ты замазал свои уши воском и предпочитаешь ходить полуглухим. Тебе нравится играть тупого обиженного мальчика. Сколько ты еще сможешь выдержать эту роль?
– Ну, и что же мне делать, великий умник Беркут? – спросил Клаус. – Может, посоветуешь что-нибудь дельное?