Левый глаз
Шрифт:
– Смотри, незнакомец! Я покажу тебе, тебе!
Человечек протянул худую костлявую кисть и схватил Павла за руку. Павел судорожно дернулся – не тут-то было, Сабазидис держал его словно клещами. Паша повернул голову в поисках охранника, оглянулся и обомлел.
Пространство супермаркета истаивало, прилавки, полки и шкафы дрожали и растворялись, уходя в небытие. Сквозь сумеречную, полупрозрачную завесу проступили силуэты деревьев, увенчанные темно-зелеными кронами. Пол потерял ровность, вспучился пригорками, покрылся мягкой травой, украсился россыпями ярких цветов. Сладкое винное благоухание разлилось в воздухе. Людей стало меньше, но те, что остались, переменились внешне – утратили одежды и предстали в наготе, совершенство коей вряд ли можно было подозревать в степенных обитателях большого города. Обнаженные
– Дары, – произнес он голосом высоким и нежным. – Я должен выбрать дары для своих любимцев, для тех, кто отличился в этот вечер, кто пел и танцевал лучше всех, кто доставил сердцу моему набольшую радость. Должен наградить их. Это непросто – выбрать дары. Но я выбрал и пришел сюда, в мою рощу, чтобы наградить достойных. Я прихожу сюда каждый день, всю мою жизнь. Лучшие должны быть обласканы и одарены. Их души преисполнятся восторга. Они ведь не зря старались – не так ли?
Паша обалдело кивнул. Взгляд его уткнулся в корзину, сплетенную из прутьев – в ней стоял глиняный кувшин с вином, лежали тяжелые гроздья винограда и лепешки мягкого желтого сыра.
– Вот это фокус, – пробормотал Павел. – Как вы это делаете?
– Что делаю?
– Ну, эти вот ваши картинки. Пьяные козлолюди и голые девы меж деревьев.
– Я ничего не делаю. Сие не обман, но настоящая жизнь. То, что есть на самом деле. Нега, услада, музыка и пляски.
– Ерунда. На самом деле здесь супермаркет – толпы людей, закупающих колбасу, мороженых куриц и водку.
– Твое скучное, изуродованное городом бытие и есть обман. Переступи чрез порог лжи и увидишь истинное. Обретешь настоящую жизнь.
– Хватит! – Мятликов дернулся всем телом, вырвал руку из цепкой хватки Экзофтальмика.
И тут же магазин снова стал магазином – резко сменил декорацию, словно вставили новый слайд. Павел поймал на себе десятки чужих взглядов – любопытствующих, назойливых, втянул голову в плечи, повернулся и заспешил прочь от пучеглазого калеки.
– Бред, – шептал Павел, – бред собачий. Галлюцинации… Как он это делает? Какая разница – как? Не мое это дело, рано мне еще становиться параноиком…
Почему-то он опасался, что Экзофтальмик Бассарей догонит его, схватит, снова погрузит в безумное действо под названием «Легенды и мифы древней Греции», но на этот раз не будет столь добрым – натравит на него своих кошмарных сатиров и девок-менад, по всем канонам должных быть неистовыми и кровожадными, и те порвут бедного Пашу в кровавые клочья… Павел не раз оглянулся через плечо – никто и не думал преследовать его. Он благополучно добрался до полок со спиртным, цапнул коньяк, заплатил в кассе и пулей вылетел из «Евроспара». Как добрался до дома – уж и не помнил. И перестал вздрагивать только тогда, когда выхлебал стакан дербентского в три глотка.
От шизиков нужно держаться подальше – это ясно всякому здравомыслящему человеку.
«Так я и буду делать дальше, – сказал себе Павел. – К чертовой матери этот «Евроспар», если он не беспокоится о своих посетителях и позволяет всяким больным уродам нападать на приличных людей. Коньяк можно купить где угодно».
Эта мысль успокоила доктора Мятликова. Доктор Мятликов лег спать и уснул.
Следующим утром Павел почти не помнил о неприятном происшествии в супермаркете. Честно говоря, не до того ему было – как всегда, накатила волна срочной работы и захлестнула с головой.
В
В десять утра позвонили из реанимации.
– Павел Михалыч, – сказал заведующий отделением Топыркин А.А., – работа для тебя есть цитовая [1] . Будь добр, подойди, сделай УЗИ. Прямо сейчас.
Павел невесело вздохнул. В коридоре возле его кабинета сидела очередь человек из пятнадцати, а может, и двадцати. Вели они себя нервно, как и положено больным, – каждый считал, что его обязаны пропустить вне очереди, потому что он беременный, или диабетик, или ветеран войны, или почетный донор, или депутат, или инвалид труда, или лично от Юрия Исааковича… Народ в коридоре шумно переругивался, качал права, набрасывался на медсестру Веру Анатольевну с требованием объяснить, почему такое безобразие, отчего доктор так медленно работает, с какой стати не принимают без статталонов и так далее… Павел работал настолько быстро, насколько мог, за два часа уже выполнил половину положенной ему дневной нормы, но очередь не убывала – напротив, становилась все длиннее. В общем, имела место обычная производственная обстановка государственной клиники.
1
Срочная (врачебный сленг). От лат. cito – срочно.
– Что там? – спросил он Топыркина. – Опять хирурги жидкость в животе требуют найти? Позвони Гале, у нее сегодня запарка меньше, она посмотрит.
– Нет. Я же говорю – ты здесь нужен. Беременную посмотреть.
– А что с ней?
– В коме она. На ИВЛ [2] .
– Понятно… – Павел вздохнул еще раз. – Ладно, через десять минут буду. Ставьте аппарат.
Любимый вопрос, который беременные задавали доктору Мятликову, был таков: «Кто там?» Означало это: «Кто там, мальчик или девочка?» Павла сей неграмотный вопрос раздражал. Обычно он отвечал: «Что значит кто? Что вы имеете в виду – фамилию?», иногда снисходил до почти вежливого «Потерпите до конца обследования». Беременная, которая лежала сейчас перед Павлом, не могла задать вопрос. Но если бы и спросила: «Кто там?», Павел не смог бы ей ответить.
2
ИВЛ – искусственная вентиляция легких.
Кто, кто? Черт его знает…
Существо, что жило и бултыхалось в солоноватых водах внутри матки, если и было человеком, то только отчасти.
Мятликов уже изучил историю болезни пациентки, выяснил, что ни имя, ни фамилия ее не известны, что найдена она вчера на улице в бессознательном состоянии и доставлена в больницу машиной скорой помощи. Исследование выявило острое нарушение мозгового кровообращения, пациентка находится в состоянии глубокой комы и попытки привести ее в чувство пока не дают результата.
Кто она такая? Какая-нибудь алкоголичка или наркоманка? Не похоже. Интуиция доктора Мятликова, негативный опыт исследователя человеческих тел подсказывал ему, что это не так. Девушка была юна, не старше двадцати пяти лет, и красива. Красива, впрочем, относительно – хоть кого может изуродовать идущая в трахею трубка, вставленная в насильно разверстый рот и присоединенная к гофрированному шлангу аппарата искусственной вентиляции легких. Не добавляли очарования также иглы и катетеры, воткнутые в вены, обведенные синими окружьями лопнувших кожных капилляров, прилепленные полосками пластыря и продолженные прозрачными трубками капельниц, сквозь которые медленно текли жидкости, должные поддержать механическое функционирование мертвого уже тела.