Лэйси из Ливерпуля
Шрифт:
Из художественного колледжа в серую изморось октябрьского дня вышла молодая женщина. Под мышкой она несла большую папку, края которой были схвачены клейкой лентой. В черных слаксах в белую полоску и мешковатом красном джемпере, с распущенными светлыми волосами, которые ореолом обрамляли ее лицо, она выглядела совсем юной, но мужчина, прятавшийся в парадном чуть дальше по Хоуп-стрит, знал, что ей исполнилось двадцать восемь и что у нее трое достаточно больших детей, которые уже ходят в школу.
Именно по этой причине, чтобы вовремя забрать детей,
Из колледжа вышли другие студенты. Один из них, молодой человек лет двадцати с небольшим, заметил быстро удалявшуюся женщину. Лицо его осветилось улыбкой, и он перешел на бег, чтобы догнать ее. Женщина улыбнулась в ответ, но не замедлила шага. Следивший за ними мужчина отпрянул в глубь парадного, когда они проходили мимо по другой стороне улицы.
«О чем они говорят? Будет ли этот малый провожать ее до самой станции? Возможно, они даже сядут вместе на поезд». — Мужчина в парадном сделал глубокий, судорожный вздох. Он чувствовал опасность.
Клэр рассталась с молодым человеком на углу Лайм-стрит, и тот отправился на поезд, идущий в Рок-Ферри. Она мельком подумала, наблюдает ли еще за ними Джон. По-прежнему ли следит за ней? Или уже спешит обратно на фабрику в фургоне, готовясь к ежевечернему допросу, который начнется словами: «Ты с кем-нибудь разговаривала сегодня?»
«Естественно, — ответит она. — Не могу же я провести весь день в школе искусств, не заговорив ни с одной живой душой». — «А как насчет дороги домой?»
Поскольку он видел ее с Питером Уайтом, ей придется сознаться, что она действительно разговаривала с ним по пути домой. Не было никакого смысла отмалчиваться или пытаться перевести все в шутку, потому что он все равно будет приставать с этим вопросом до тех пор, пока не получит ответа, даже если ответ будет не таким, какого он ожидал.
«Да, я разговаривала кое с кем по пути домой. Его зовут Питер Уайт, он живет в Рок-Ферри, и ему двадцать один год. Его отец и мать — квакеры. Еще что-нибудь? Может, тебе нужен размер его рубашки? Или что он ест на завтрак? Или как часто стрижется?»
Но ничего этого Клэр не скажет, потому что, когда она сделала так раньше, Джон назвал ее «наглой» и избил. Она просто ответит на вопрос, и дело с концом.
Напротив здания общежития Святого Георгия она столкнулась с двумя мужчинами, которые присвистнули при виде ее. Она даже не увидела, а скорее почувствовала, как они, обернувшись, смотрят ей вслед, и принялась усиленно раскачивать бедрами. Прошло уже больше года после операции, но ее чудесным образом восстановленное лицо по-прежнему вызывало у Клэр восхищение, когда она ловила свое отражение в витрине магазина или в зеркале.
Она всегда будет бесконечно благодарна Джону, но ему, похоже, была нужна не просто благодарность, хотя она и не понимала, что именно ему требовалось: отгородить ее от жизни, спрятать, скрыть от глаз всех остальных? Когда она заявила, что хочет поступить в школу
Джон приложил все усилия, чтобы остановить ее: угрожал, оскорблял, отказался дать денег на учебу. Ударил ее!
«Либо я иду в школу искусств, либо нахожу себе работу, — холодно заявила Клэр. — Я не собираюсь сидеть взаперти до конца своих дней». Ей до смерти наскучило пребывание в четырех стенах, она была полна необычайной энергии, ей хотелось узнавать новых людей, общаться с ними. Но получилось так, что, избавившись от заточения своего уродства, она угодила в другую тюрьму, где роль тюремщика исполнял Джон.
— Встретила кого-нибудь сегодня? — спросил Джон небрежным тоном, когда она спустилась вниз, после того как прочитала детям на ночь сказку.
— Я встречаю самых разных людей в течение дня.
— Я хочу сказать, кое-кого особенного, вот кого.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду под словом «особенный». — Она знала, что речь ее звучит неестественно, но «особенный» казалось ей таким странным словом. Вероятно, оно было единственным, которое ему удалось подобрать для описания ее короткой прогулки в компании Питера Уайта.
Она отчетливо видела, что он пытается перефразировать вопрос, и ей стало тошно при мысли, что вот сейчас придется во всех подробностях пересказывать ему свою совершенно невинную болтовню с Питером. Она подумала: интересно, какой была бы его реакция, узнай он, что Питер приглашал ее на свидание! Нельзя даже вообразить, что она может сказать ему об этом !
— Я иду спать. — Она резко поднялась. — Я очень устала. — Была всего половина девятого, и ей не хотелось ложиться в такую рань, но это был единственный способ избежать дальнейшего допроса с пристрастием. Хотя она с удовольствием попрактиковалась бы в рисовании.
— Я поднимусь через минуту. Я тоже изрядно вымотался.
«Можешь не спешить, — хотелось ей сказать. — Пожалуйста, не спеши». В последнее время Клэр испытывала отвращение, когда он прикасался к ней. Ее буквально тошнило, когда она чувствовала его жадные, требовательные руки на своем теле. В его манере заниматься любовью было нечто собственническое . Он заставлял ее ощущать себя неодушевленным предметом, а не живым существом.
«Так дольше не может продолжаться, — подумала Клэр, натягивая на плечи одеяло. — Я больше не могу этого выносить. Я небуду мириться с таким положением вещей». Она уже жила одна и сможет сделать это снова, только теперь она будет не одна, а с тремя детьми. Клэр подумала о том, что, может быть, ей стоит уехать в другую страну, в Канаду или Австралию, и затеряться там, но дети носили фамилию Лэйси, а у нее не было свидетельства о браке, чтобы подтвердить, что она является их матерью. Перед тем как им выдадут паспорта, власти обратятся к Джону за разрешением, а он не должен догадываться об их отъезде. У нее возникло неприятное чувство, что Джон может убить ее, если узнает об этом.