Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы
Шрифт:
– Господи, да мы посреди флота, – прошептал Хантер.
– Большие корабли, сэр, – сказал Виньят. Он присоединился к ним по команде «Свистать всех наверх!». – Когда меняли вахту, я насчитал не меньше шести различных дудок.
– Значит, доны все-таки вышли из Кадиса, – сказал Хантер.
«А я указал курс прямо на них», – горько думал Хорнблауэр. Сумасшедшее, душераздирающее совпадение. Но он запретил себе об этом говорить. Он даже подавил истерический смешок, возникший при воспоминании о тосте сэра Хью. Сказал же он следующее:
– Они прибавляют парусов. Даго на ночь всё убирают и дрыхнут,
В тумане со всех сторон доносился скрип шкивов в блоках, топот ног у фалов, удары брошенных на палубу концов, многоголосый гомон.
– Ну и шумят же, черти, – сказал Хантер.
Он стоял, пытаясь проникнуть взглядом за стену тумана. Во всей его позе чувствовалось напряжение.
– Дай бог, чтоб они шли другим курсом, – рассудительно заметил Виньят. – Тогда мы их скоро минуем.
– Вряд ли, – сказал Хорнблауэр.
«Ле рев» шел почти прямо по ветру; если бы испанцы шли в бейдевинд или в галфвинд, то звуки, доносившиеся с ближайшего судна, постепенно стихали бы или, напротив, становились громче. Скорее всего, «Ле рев» догнал испанский флот с его убранными на ночь парусами и теперь был в самой его гуще. Вопрос, что в таком случае делать: убавить парусов и лечь в дрейф, чтобы пропустить испанцев мимо, или, наоборот, прибавить и попытаться их обогнать. Но с каждой минутой становилось все яснее: шлюп идет практически одним курсом с флотом, иначе он неизбежно сблизился бы с каким-нибудь судном. Пока туман не рассеялся, такая позиция надежнее всего.
Однако с наступлением утра туман неизбежно рассеется.
– Может, нам изменить курс, сэр? – спросил Виньят.
– Погодите, – сказал Хорнблауэр.
В свете разгорающейся зари мимо проносились клочья более густого тумана – верный признак, что долго он не продержится. Тут они вышли из полосы тумана на чистую воду.
– Вот он! – сказал Хантер.
Офицеры и матросы забегали в панике.
– Стоять, черт возьми! – сорвался Хорнблауэр.
Меньше чем в кабельтове с правого борта почти параллельным курсом шел трехпалубный корабль. Впереди и по правому борту угадывались силуэты трех боевых кораблей. Ничто не спасет шлюп, если он привлечет к себе внимание; единственный шанс – идти как ни в чем не бывало. Остается надежда, что в беспечном испанском флоте вахтенные офицеры не знают, что у них нет такого шлюпа, как «Ле рев», или даже чудом, что такой шлюп у них есть. В конце концов, «Ле рев» построен во Франции и оснащен по-французски. Борт о борт «Ле рев» и военные корабли шли по неспокойному морю. С такого расстояния любая из пятидесяти больших пушек могла бы расстрелять их в упор; одного попадания хватило бы, чтобы потопить шлюп. Хантер вполголоса ругался грязными словами, но дисциплина была безупречная – направленная с испанской палубы подзорная труба не обнаружила бы на борту шлюпа ничего подозрительного. Мимо них вновь проплыли клочья тумана, и они вошли в новую полосу.
– Слава Богу! – выдохнул Хантер, не заметив контраста между набожностью фразы и недавними богохульствами.
– Поворот через фордевинд! – скомандовал Хорнблауэр. – Положите его на правый галс.
Матросам не надо было напоминать, чтобы они работали тихо: все и так
– Сейчас мы пересечем их курс, – сказал Хорнблауэр.
– Дай бог нам пройти у них под кормой, а не под носом, – заметил Виньят.
Герцогиня по-прежнему стояла на корме, закутанная в плащ с капюшоном. Она старалась никому не попадаться под ноги.
– Быть может, вашему сиятельству лучше спуститься в каюту? – Хорнблауэр с трудом заставил себя обращаться официально.
– О нет, пожалуйста, – сказала герцогиня. – Я этого не вынесу.
Хорнблауэр пожал плечами и тут же забыл о герцогине, охваченный новой тревогой. Он ринулся вниз и вернулся с двумя большими запечатанными пакетами депеш. Вынув из ограждения кофель-нагель, он принялся куском веревки тщательно приматывать его к пакетам.
– Пожалуйста, – сказала герцогиня, – пожалуйста, мистер Хорнблауэр, скажите, что вы делаете?
– Хочу убедиться, что они утонут, если судно будет захвачено и я выброшу их за борт, – мрачно ответил Хорнблауэр.
– Но тогда они пропадут?
– Это лучше, чем если их прочтут испанцы.
Хорнблауэр с трудом сохранял спокойствие.
– Я могу позаботиться о них, – сказала герцогиня. – Конечно могу.
Хорнблауэр пристально посмотрел на нее.
– Нет, – сказал он. – Испанцы могут обыскать ваш багаж. Скорее всего, так они и поступят.
– Багаж! – воскликнула герцогиня. – Как будто я собираюсь убирать их в багаж! Я спрячу их на себе – меня-то обыскивать не будут. У меня под юбкой их точно никто не найдет.
Неприкрытый реализм этих слов слегка ошеломил Хорнблауэра и одновременно заставил его почувствовать, что в предложении герцогини что-то есть.
– Если нас захватят, – продолжала герцогиня, – не дай бог, конечно, но если нас захватят, меня в плен не возьмут. Меня отправят в Лиссабон и при первой же возможности посадят на английское судно. Тогда я немедленно передам депеши. Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда.
– Верно, – задумчиво произнес Хорнблауэр.
– Я буду беречь их пуще жизни, – сказала герцогиня. – Клянусь, что не расстанусь с ними. Я никому не скажу, что они у меня, пока не передам их королевскому офицеру.
Она посмотрела на Хорнблауэра. Ее взгляд светился честностью.
– Туман рассеивается, сэр, – заметил Виньят.
– Быстро! – сказала герцогиня.
Медлить было нельзя. Хорнблауэр высвободил пакеты из намотанной на них веревки, вручил их герцогине и вставил кофель-нагель на место.
– Ох уж эта чертова французская мода, – сказала герцогиня. – Я правду сказала, что спрячу их под юбками. За пазухой у меня места нет.
Действительно, верхняя часть платья отнюдь не выглядела вместительной: талия располагалась прямо под мышками, а дальше платье свисало свободно, в полном противоречии с анатомией.
– Дайте мне ярд веревки, быстро, – сказала герцогиня.
Виньят отрезал ножом кусок троса и протянул герцогине. Она уже задрала юбки. Хорнблауэр в ужасе увидел полоску белого тела над чулками и тут же отвернулся. Туман, несомненно, рассеивался.