Лейтенант из будущего. Спецназ ГРУ против бандеровцев
Шрифт:
– Фриц где?!
Лошадь ржала не умолкая, вторая телега двинулась в кусты, застряла. В этом бедламе Женька едва расслышал, как сзади крикнули:
– Сядь, дурак!
Логично. Сжимая пистолет, офигевший толмач поспешно присел. Катрин пролетела мимо – не к загулявшей лощинке, а наискось, ко двору, проезду, выводящему на улочку. Бронежилет и винтовка старшему сержанту не мешали – с ходу перемахнула скамейку во дворе, мелькнула у угла…
Среди криков у телег хлопнул пистолетный выстрел. Женька видел, как пошатнулся Коваленко, но майор устоял, дотянулся прикладом до присевшей у телеги фигуры – сшибленный,
Евгений Земляков снайпером себя не считал, да и – ТТ оружие специфическое. Но и тренировки дают результат – пуля переводческого пистолета пронзила предплечье ворога – бандеровец закричал. Да что ж они все такие писклявые?!
– Всем стоять! Работает СМЕРШ! – взревел Земляков со своей стратегической высоты.
И правда, бандеровцы замерли. Кое-кто даже присел. Смотрели вверх, белели в бликах гаснущей ракеты испуганные лица.
– Свет закиньте, – сказал Женька, не оборачиваясь, – там топотали подоспевшие автоматчики.
Хлопнула ракетница, зажгла ярко-холодную звезду. Со стороны ограждения подбегали бойцы группы капитана Попова…
Все было: кучка плененных бандерлогов, пара помятых, но вполне способных разговаривать немцев, гужевой транспорт, тоже напуганный, но вполне невредимый и на ходу. Даже девица твердых националистических принципов имелась – норовила плеваться и кусаться. Но не было среди богатых трофеев штурмбаннфюрера Визе.
Бойцы обыскивали кусты и ближайшие дворовые постройки. Коваленко, схлопотавший револьверную пулю в верхнюю часть бедра, сидел на земле и скрипел зубами – кость ему вроде бы не задело, но жгут кровь пока не остановил.
– Ищите, ребята. Не мог фриц уйти.
– За ним вроде бы Мезина пошла, – догадался Женька.
– Ищите.
Марчук с тремя бойцами побежали следом за переводчиком, но на улочке преследование и закончилось – навстречу шла Катрин.
– Ушел, крыса медицинская. Там переулок и дворы: драпать позволяется на все девять сторон света. Да, надо было нам нюхливую собачку с собой прихватить…
Машины решили не подгонять, майора и раненого бандеровца напрямую на руках подняли в Цитадель. С допросами не тянули, клиенты особо не упорствовали – оба оказались солдатами разведбатальона 101-й егерской, бывшей «легкопехотной». Женькин унтер рассказал, что днем они «с камрадом ефрейтором» вызвались добровольцами – помогать в вывозе особо важной медицинской документации – и поступили в распоряжение штурмбаннфюрера. Имелись в словах добровольцев кое-какие интересные подробности, но свою конкретную цель и задачу егеря не знали. «Он приказал следовать за собой, и нам должна была помочь местная агентура». Егерский ефрейтор, которого допрашивал Спирин, показал примерно то же.
Допрашиваемые рядовые оуновцы ничего толком не знали, их чотовый-командир говорить не желал, и вообще допрашивающему Марчуку было сложно. Там еще и Анджей мешал, требуя «strzelac zabojcow» [89] . Пришлось мальчишку силой выволакивать.
Женьку вызвали из канцелярии, временно занятой под штаб Особого отряда, во двор.
Коваленко полулежал в кузове «виллиса»:
– Мы, товарищи оперативники, сейчас скатаем в санбат на обработку и обратно. Вытрясайте из подследственных
89
Расстрелять убийц (польск.).
– Напрягусь, – пообещала Мезина.
Начальство под охраной укатило в санбат «на техобслуживание». Марчук и Спирин ушли продолжать допросы, а Женьку придержала старший сержант:
– Сядь на пару минут. Обменяемся впечатлениями по итогам истекшего дня.
Женька сел на дверь, которую кто-то уже положил на кирпичи, создав военно-полевую лавку. Катрин достала помятую пачку папирос.
– Вот это совершенно напрасно, – намекнул Земляков. – Помнится, ты очень доходчиво объясняла.
– Правильно я объясняла. Но у меня аллергия, и в носу жутко чешется. В Москве и самолете так вообще полная фигня творилась, хоть и снадобья глотала. С дымом чуть полегче. К тому же это лишь четвертая папироска.
– Не оправдывайся. Майор вернется, наряд вне очереди влепит. За подрыв антиникотиновых идеалов.
– Он сейчас не вернется. Дырка в бедре – штука выматывающая. Я проверяла. О, Павло Захарович, присаживайся…
Торчок принес котелок с чаем, полбуханки хлеба:
– Отож саперское. Хитляв чаек, конешно.
Прихлебывали по очереди. Катрин вздохнула:
– Надо было рискнуть. Визе у меня на прицеле сидел, можно было аккуратно подстрелить. Но далековато, и от «ствола» я отвыкла. Пока заграждение обогнула, пока на улицу выскочила. Как сгинул…
– Может, еще найдется. Что-то важное ему нужно. И громоздкое.
– Тож истинно загадка, – согласился Торчок. – Две брички пригнали. Шо здесь можно нагружать?
– И вода у них была. Надо бы утром осмотреться тщательнее.
– Уже светает. Пойду-ка я с егерями еще поболтаю.
– Это правильно. Только не слишком гаркай. А то это «Работает СМЕРШ!» я за два квартала слышала.
– О, то звучно было, – ухмыльнулся Торчок.
– Это Евгений к семейным отношениям готовится. Попросить жену носки подать, еще что бытовое – тут навык нужен.
– Приземленные вы люди, – грустно объявил Земляков. – «Носки-носки» – банально. Мы с Ирой решили в Крым съездить, если отпуск дадут. Встанем на Фиоленте, и я всему миру громко объявлю: Ириша, я твой навеки!
– А она что в ответ возопит? – с интересом осведомилась Катрин.
– Ей-то зачем вопить? Просто поцелует мужа.
– Шо ш, гарно, – пробормотал ефрейтор. – Лишь бы закруглилась та война. Я, пожалуй, тоже в Крым вернусь. Если допустят. Я же тамошний.
– М-да, что такое «тамошний» и кто такое «пришлый», – Катрин по-кошачьи чихнула и потерла переносицу. – Ты, Жека, допрашивая, держи в уме, что наш немецкий друг себя здесь как дома чувствует. Отчего-то. Конечно, Лемберг своим гостеприимством на всю Европу известен, но все-таки странно…