Леж Юрий
Шрифт:
Прошло совсем немного времени и запутавшиеся, не знающие, кому и в какой мере верить обыватели испуганно вздрагивали, услышав по радио бодрый голос ведущего: "А теперь - последние новости из Города Катастроф..."
И все-таки, невзирая на панический испуг и нервные срывы отдельных горожан, Город продолжал жить в привычном ритме. По-прежнему ходили по улицам автобусы и трамваи, продолжало, как ни в чем ни бывало, функционировать метро, люди отсиживали положенные часы в конторах и выстаивали свои рабочие смены у станков, после работы ремонтировали бытовую аппаратуру, шили новые костюмы и пальто, покупали продукты, которых, как ни странно, в магазинах не стало ни меньше, ни больше.
Но подспудно, как-то мистически, кризис назревал; незаметно, капля за каплей, аккумулировался в людях страх, неуверенность в будущем, готовность верить в любое громко произнесенное слово; и в первую очередь
И когда гром грянул, он показался каким-то невзрачным, тихим и неприлично спокойным. Вовсе не этого ожидали от ставшей уже привычной, но все равно напряженной, полной панических настроений и истерик атмосферы. Просто начался Исход. Без забитых машинами трасс на выезде из Города. Без штурма отходящих поездов, без захвата улетающих самолетов. Незаметный на первый взгляд... и на второй - тоже.
И сигналом для Исхода послужило исчезновение птиц. Все голуби, воробьи, вороны, да и более экзотические для Города птицы исчезли в одночасье с улиц и площадей, из дворов и городских скверов. Даже волнистые попугайчики и голосистые канарейки куда-то подевались из домашних клеток. Поначалу, кажется, на это и не обратили особого внимания, но тут кто-то вспомнил про странное поведение животных и птиц перед началом землетрясений...
Ну, в землетрясение, цунами, извержение вулканов и прочие бедствия не поверили и самые легковерные из обывателей. До любого из океанов пришлось бы лететь на скоростном авиалайнере из Города не меньше пяти часов, а до самых близких потухших вулканов - и того больше. Да и землетрясений за полторы тысячи лет городской истории здесь не было ни разу. Но... это был тот самый, первый, чаще всего незаметный комочек снега, с которого обычно и начинается сход лавины.
Люди уезжали по-тихому, не предупреждая соседей, не прихватывая с собой какого-то значимого имущества. Просто покупали билеты, садились на поезд с парой чемоданов в руках, как какие-нибудь курортники, уверенные в скором и благополучном возвращении домой. И исчезали на бескрайних просторах страны. Никто из них не пытался спрятаться, затеряться, просто люди переезжали с одного места жительства на другое, а то, что при этом не прихватывали со старого ни шкафов, ни кроватей, ни пылесосов, ни телевизоров, так ведь у каждого свои причуды, верно? Может, захотели начать новую жизнь и всё необходимое для нее закупить уже на новом месте? Тем более, что первоначально уезжали вовсе не бедные люди. В карманах у них соблазнительно для мелких воришек и всякого рода проходимцев-мошенников соблазнительно позвякивали желтенькие монетки разного достоинства.
Да, заботиться в первую очередь о себе все-таки более присуще людям состоятельным, владеющим в жизни ценностями не только духовными. А те, у кого ценностей материальных было не так много, не спешили с отъездом в неизвестность, понимая, что нигде их особо не ждут, и всюду будет сопровождать их обыденность и рутина "работа-дом-работа", ну, или, для особых счастливчиков, наоборот "дом-работа-дом", кому уж как повезло в жизни.
А комета тем временем всё увеличивалась и увеличивалась в размерах. Теперь уже по ночам легко можно было разглядеть на блеклом звездном небе и её распушившийся хвост, и даже невнятное, золотистое сияние, которое окутывало его. Астрономы и примкнувшие к ним специалисты других наук рассуждали о составе газов, входящих в хвост кометы и дающих такой пока еще непонятный желтоватый оттенок, а простые люди, кто со страхом, кто с замирающим от диковинного восторга сердцем, просто разглядывали необычное небесное явление. И никто не мог понять, какими еще новыми бедствиями, кроме ставших привычными пожаров, отключений электричества и водоснабжения от целых районов на сутки, а то и больше, непредсказуемого разгула подростковых банд и уличной преступности, инфляции и резкого подорожания всего и вся грозила Городу комета.
Но однажды, в предвечерние сумерки, когда большинство людей отдыхало и набиралось сил перед новым рабочим днем - ведь
Но, казалось бы - повезло. Всего лишь вечер и ночь продолжалась эта вакханалия. На утро летучие мыши исчезли из Города, будто бы огромная стая перелетных птиц, передохнув немного на пути, снялась с места и улетела по своим, исконно птичьим делам. Только и осталось после нетопырей, что груды помета и нервное ожидание новых неприятностей. Ну, и еще пара десятков женских и даже мужских истерик с перепугу, вот и все беды, которые натворили мыши в Городе. Да, к тому же в ночь пребывания летучих мышей небо над Городом не почернело привычно в положенный час, а зыбко позеленело, будто в плохо настроенном ноктовизоре. И таким вот - бледно-зеленым, с едва заметными точками самых крупных звезд и ярким штрихом кометы, оставалось оно еще несколько ночей подряд, будто напоминая своим неестественным цветом о мышином нашествии.
Ночная зелень как-то незаметно рассосалась с небес, но истинным знамением разрослась почти до дюймового размера комета. И вот что странно, лишь над площадями и улицами Города можно было наблюдать её в таком колоссальном масштабе. А всего в километре-полутора от окружной дороги, вне городской черты, комета необъяснимым казалось бы образом превращалась в едва заметную среди звезд пылинку Вселенной. От большого ума, ну, или просто от нечего делать, ученые и не очень люди заговорили об атмосферной линзе, неизвестно как образовавшейся над Городом, о дифракции, рефракции и интерференции световых волн, но сути дела их умные слова не меняли: комета, казалось, уже открыто делала вид, что прилетела сюда из бездонных глубин космоса только ради Города и горожан.
И вот однажды утром на Город упал туман. Он был вязким, как овсяный кисель, плотным и непроницаемым, как выкрашенная белесой краской стена. И в нем исчезали дома, улицы, автомобили, самолеты, поезда, люди. Впрочем, передвигаться по Городу туман не мешал, он будто расступался перед человеком, смыкаясь беспросветной завесой за его спиной. И тогда самые упертые из неверующих в худшее поняли, что наступает развязка.
Среди первых тихонько сбежавших из городского тумана и под его покровом были временный мэр, его заместители и их чиновное окружение. Погрузив в маленькие грузовички и личные авто всё возможное и невозможное имущество, чад и домочадцев, они рванулись по пустынной трассе из Города к столице, со скоростью убегающего от святой воды черта, ища спасения от неведомой, но оказавшейся так близко опасности. Следом, тоже особо никого не оповещая, даже собственное начальство в вышестоящих штабах и столице, уехали военные: комендант, командир спецбатальона, базировавшегося в городской черте, десятки все еще проживающих в Городе офицеров, военные связисты, призванные даже в случае ядерной войны не покидать свои посты, обеспечивая передачу данных от высшего командования исполнителям Армагеддона. Сбежали еще не успевшие сделать этого раньше пожарники и врачи, начальники коммунальных служб и ремонтники, управляющие заводов и фабрик...
И Город на какое время замер, прислушиваясь к своим опустевшим домам и улицам, присматриваясь к брошенным автомобилям, открытым дверям уже мало кому нужных магазинов, к потемневшему и посеревшему небу...
"...вертеп - место у нас известное, он почти на границе стоит жилых районов и моего, - рассказывал Дядя.
– Хотя, границы в городе - вещь довольно условная, но тут как раз четко. До вертепа - жилой район бывшей промзоны, за вертепом - пустой. Сам-то по себе этот вертеп обыкновенный модуль из металлических листов, ангар, склад бывший. Его под питейное заведение один шустрый мужичонка приспособил, очень давно это было. Сейчас там уже шестой хозяин сменился, из них только двое вертеп по наследству получили. А новенький этот там надолго не задержится, чует мое сердце. Нет у него хватки, значит, кто-то другой доходное место под себя подгребет.