Лежачий полицейский
Шрифт:
Внешность? Обычная. На бойца не похож. На интеллигента тоже. Серединка на половинку. Такие субтильные жертвы – лакомый кусок для хулиганов всех возрастов и финансовых озабоченностей. Неопытные гопники таких просто обожают.
Опрометчивость своего поступка они осознают почти мгновенно. Мама не раз сетовала на кровожадность Коловорота, отметелившего очередных покусителей на его кошелек или мобильник.
– Нельзя же так, Коля. Для тебя эти стычки просто развлечение. Мальчики с придурью, поколение нынче такое. Совсем не умеют себя в руках
Кроме этой ценной информации, выуженной из подслушанного телефонного разговора, я про Коловорота знала следующее: он относился ко мне с отеческой нежностью вечного холостяка. Жениться по юношеской глупости у него не получилось, а еще, мне так кажется, он безнадежно был влюблен в мою маму. Или оправдывал этим светлым неразделенным чувством свое желание прожить жизнь в счастливом одиночестве.
Неожиданность – часть плана. Столкнулись мы с Коловоротом ну совсем невзначай. В зоопарке у клетки с волками. Я достоверно знала, что он наведывается к ним почти каждое воскресенье. Правда, в разное время. Но разве не стоит подождать, если хочешь столкнуться совсем случайно?
Несмотря на пекло, Коловорот был восхитительно свеж. Его сухопарая фигура маячила среди любителей арестованной фауны, словно сухое, выбеленное ветрами дерево над кустарником. Впрочем, сравнение не совсем подходящее, так как выбеленность относилась исключительно к волосам. Короткий мальчишеский ежик топорщился, убавляя Коле Воротову солидности.
– Сколько ему лет? Помнится, он почти мамин ровесник. Значит, около сорока. А с виду моложе. Кроме того, в движениях нет солидности, которая предполагается по статусу. Все-таки большой начальник не имеет права выглядеть, словно работает тренером по теннису, – размышляла я.
В зарешеченной звериной хрущевке по бетонному полу метался попорченный неволей кудлатый волк. У которого были явные проблемы с лапой. Посетители быстро отшатывались от зрелища нелицеприятной язвы, чтоб поспешить к более пушистым и здоровым зверям. Коловорот сочувственно следил за монотонными передвижениями хищника особенным завораживающим взглядом. Словно переговаривался. Волк делал три ходки вдоль решетки, бросал на зрителя угрюмый желтый взор и снова повторял пробежку.
– Умница, – сказал неизвестно кому Коловорот.
Волк подмигнул. Или мне показалось.
– Ну. И что мы тут стоим?
До моего сознания не сразу дошло, что обращение относится ко мне.
– По моим сведениям, кое-кто сейчас наслаждается видами на запущенное средневековье.
Волк потерял к нам всякий интерес, превратившись в заводную мумию самого себя. Больно ему. И простора нет. Вот и мучается.
– Надеюсь, вы маме ничего не скажете, – робко предположила я, одергивая легкомысленный сарафанчик.
– Не факт.
Начало разговора получалось не слишком обнадеживающим и требовало
– Я вас очень прошу, не говорите ничего.
Лицо Коловорота почти не изменилось, только стало чуть насмешливым, словно ему показалась забавной моя просьба.
– Пойдем, я еще не был у льва. Если умеючи зацепить его взглядом, то можно получить массу удовольствия.
Меня увлекли, ненавязчиво приобнимая за вспотевшее плечо. Народ бубнил, выражая дежурное восхищение разноцветной живностью и вовсю работая фотоаппаратами. Благо большинство экспонатов не пытались скрыться. Обмякнув от подступающей жары. Валялись, высунув языки.
Из приоткрытой двери большого павильона истошно визжали дети и макаки, выражая тем самым восторг друг от друга. Не испытывая симпатий к карикатурному облику человекообразных, я категорично отвергла предложение заглянуть внутрь. Нелюбовь к обезьянам у меня стойкая, примерно такая же, как к Дарвину, который заподозрил нас в кровном родстве. Могу поверить в единого предка типа виверровых, но не в абсурдное братство с этими красножопыми скалозубами.
Коловорот со свойственным ему ехидством взял меня за подбородок, повернул голову так и этак, приговаривая соболезнования:
– Небольшая пластическая операция – и в клетку. Неужели ты не видишь их красоты?
– А ты моей?
– Мы уже на «ты»? Ну-ну.
– Извините. Вы почти старый. Могу и на «вы». Только при чем тут обезьяны?
– При том. Мы все на них похожи. Только у тебя прическа на порядок лучше. Никогда не стриги волосы. Женщина без длинных волос – хуже шимпанзе.
– Значит, что-то красивое вы во мне заметили.
– Красивое в тебе – сарафан. Длинные волосы – банальная необходимость. Без них на тебя ни один стоящий мужик не западет.
– А мама стриженная, – парировала я, надеясь, что сейчас он выдаст свою привязанность к маме, но ошиблась.
– Так я про это и толкую. Назвать твоего батяню настоящим мужиком можно только в горячечном бреду.
По пути ко льву мы увидели много чего неприятного. Например, выяснилось, что необычно теплая зима угробила нескольких бурых медведей. Вместо одного из почивших в освободившуюся клетку поместили медведя белого. Который стоически переносил вынужденное заточение, распластавшись на прохладном полу. Интересного в нем ничего не было, кроме куцего хвоста, который я давно хотела рассмотреть вблизи. Смешной хвост.
Следующей оказалась клетка с пройдошистым бурым медведем, который собрал вокруг себя толпу, бросающую в него снедью, вопреки категорическому запрету.
– Написали для дураков – не кормить. Знаешь, почему у нас слонов нет? Какая-то гнида ради эксперимента угостила слоненка булочкой. А в ней – колотое стекло. Хотя, может, это легенда. Скорее всего, булочка была начинена чем-то попрочнее. Например, скальпелями. Или тротилом. Цари природы бывают крайне изобретательны. Особенно когда им требуется доказать собратьям меньшим свою офигенную царственность.