Лезвие сна
Шрифт:
Слишком много пила. Слишком много времени проводила на вечеринках. И слишком часто жалела себя. Только творчество помогало ей не сойти с ума, особенно картины, вызывающие ньюменов, но каждая из них только усугубляла чувство вины. В голове Иззи постоянно спорили два голоса: голос Джона твердил об ответственности и осторожности; голос Кэти уверял, что ньюмены подвергаются не большей опасности, чем каждый из живущих в этом мире людей, что решение пересечь черту остается за ними, а Иззи только предлагает им нарисованные образы. Обе точки зрения имели смысл, но Иззи никак не могла определить, которая из них является более
Не менее внимательно Иззи вспоминала свои сны, отыскивая в них малейшие намеки на те ужасы, что мучили ее в прошлом.
Такая осторожность приносила свои плоды. Картины оставались в целости и сохранности. Ньюмены, вызванные ее творчеством, могли спокойно строить свою жизнь в городе, не опасаясь вероломного нападения. И всё же чувство вины не уменьшалось. Говорить на эту тему с Кэти не имело смысла, Иззи заранее знала все ее доводы. А что касается Джона, то его отсутствие яснее слов говорило о неизменности его убеждений.
Иззи вздохнула, встала с дивана у окна и подошла к стене, на которой были развешены магические картины.
— Почему ни один из вас не хочет поговорить со мной? — воскликнула она. — Почему бы вам самим не рассказать, как вам здесь живется?
Ответа не последовало, но Иззи его и не ждала. Слышен был только вой ветра за окнами мастерской да потрескивание старого дома под натиском бури. Иззи опустила голову и вернулась на свое место у окна. Ей следовало отправиться домой и хорошенько выспаться, но уходить не хотелось. Слишком похоже на бегство. Кроме того, если она уйдет из студии, желание развеять тоску в водовороте вечерних развлечений в барах и клубах пересилит благие намерения выспаться. Выпивка заглушает все ее огорчения и помогает забыть о неудачах хотя бы на несколько часов.
Иззи соскребла иней со стекла и выглянула наружу. Ее глаза уловили какое-то движение, отразившееся в темном стекле, она обернулась, с удивлением заметив, что в мастерской появился кто-то еще. У стены с магическими картинами замерла фигурка стройной рыжеволосой девушки в джинсах и свитере, полностью скрывавшем верхнюю часть ее тела.
Иззи перевела взгляд с худощавой девушки на картины. Полотно, висящее напротив, было выполнено масляной пастелью и озаглавлено «Энни Нин». Образ на картине и стоящая перед ней девушка были похожи как две капли воды.
— Может, это из-за того, что мы немного побаиваемся тебя, — сказала Энни, словно отвечая на недавнее восклицание Иззи.
Хотя Иззи давно убедилась, что ее картины могут вызывать людей из другого мира, появление ньюмена всё же было для нее неожиданностью, и от этого ее сердце испуганно затрепетало.
— Вы опасаетесь меня? — наконец смогла она произнести.
Энни коротко пожала плечами, словно научилась этому жесту у Джона.
— Подумай сама, — сказала она. —
— О, перестань, пожалуйста! — Энни рассмеялась:
— Ну хорошо. Ты нас не создавала, просто предложила образы на своих картинах. Но без тебя нас бы здесь не было, и ты должна понять, что встреча с тобой пугает почти каждого из нас.
— Если ты пыталась заставить меня еще острее ощутить свою вину, то ты своего добилась.
— Почему ты чувствуешь себя виноватой? — удивилась Энни.
— Этот мир представляет для вас опасность, — ответила Иззи.
Энни наклонила голову набок и пожала плечами:
— Ты, наверно, разговаривала с Джоном.
— В последнее время нет.
— Да, конечно, он очень упрям.
— За что он меня так сильно ненавидит? — спросила Иззи.
— Он не испытывает ненависти по отношению к тебе. Он просто слишком гордый. Надо дать ему время, чтобы опомниться.
— Прошел уже целый год, — вздохнула Иззи. — Скажи, он так себя ведет из-за того, что я не перестала писать эти картины? Не перестала вызывать вас?
Энни нахмурилась:
— Если дело только в этом, он не имеет права сердиться на тебя. Мы, так же как и он, сами выбираем, приходить в этот мир или нет. — Лицо Энни прояснилось. — И я ни на минуту не пожалела о своем выборе. Мне нравится ваш мир. И всем остальным тоже. Здесь можно увидеть так много удивительных вещей, можно пойти куда-нибудь и встретить разных людей. Одного дня в вашем мире хватило, чтобы рассеять все сомнения.
Улыбка Энни была так заразительна, что Иззи тоже улыбнулась ей в ответ.
— Вот только почему ты всех нас держишь здесь? — спросила Энни. — Если ты и дальше будешь писать столько картин, мы скоро не поместимся в студии.
— Это ради вашей безопасности, — объяснила Иззи. — Чтобы никто не смог причинить вам вред.
— А что нам может угрожать?
— Джон говорил, что Рашкин представляет опасность.
Неожиданно для себя Иззи рассказала об ужасном сне в ночь после разрыва с Джоном. О Рашкине и его арбалете, об охоте на ньюменов в такую же снежную бурю, как и та, что шумела сегодня за окнами мастерской. О гибели крылатой кошки и о вмешательстве Джона, сохранившем жизнь Пэддиджеку.
— Ты, наверно, ужасно переживала, — сказала Энни, выслушав рассказ.
Иззи кивнула:
— И я не могу допустить, чтобы с кем-то из вас произошло нечто подобное. Вот поэтому и прячу всех вас здесь.
— Мы и сами неплохо умеем прятаться, — заверила ее Энни. — Никто не может нас увидеть, пока мы сами этого не захотим.
— Я имею в виду полотна. Я должна сохранить их.
— Но ведь Рашкина здесь нет, — возразила Энни. — Он же уехал из города.
— Я знаю. Но он видел мою последнюю выставку и прислал мне свои замечания.
Энни вопросительно подняла брови:
— Это похоже на помощь, а не на угрозу. А ты уверена, что арбалет был в руках Рашкина?
Иззи кивнула.
— Но ведь ты видела его во сне?
— Да, во сне.
— Тогда как же ты можешь утверждать, что это был он? — спросила Энни. — Я слышала, что во сне люди видят самые невероятные вещи, а когда просыпаются, то всё исчезает. Это правда?
— Да, но ленты не исчезли, когда я проснулась, а две картины безнадежно испорчены.
— И всё же это не доказывает вину Рашкина.