Либелломания
Шрифт:
Бритц упал рядом, животом на камни, по которым струились черви и змеи, и лежал так целые сутки. В жаре и ознобе, в корчах и приступах хриплого крика от чудовищной боли, в бреду гипоксии и тумане земляничных снов, пока организм, ещё не забывший вкуса ботулатте, не победил яд осы-палача.
Берграй ошибся: Кайнорт явился не убить или умереть. Просто. Убить. И оставить инкарнировать и подыхать раз за разом веки вечные. Это и была – месть.
* * *
В холодном кабинете минори Олеа, где свет давал лишь один тусклый сателлюкс, поздний посетитель казался привидением. Директриса
– Вы нездоровы, минори Бритц? – вырвалось у неё. – К чему этот полуночный визит?
– Я хочу забрать Миаша.
– В каком смысле забрать? То есть насовсем?
– Насовсем. Видите ли, рано утром я покидаю Урьюи по долгу службы.
Только теперь Олеа разглядела, что Бритц подстрижен по-новому, на строгий военный манер.
– Но мы так не договаривались, – директриса занервничала и прибрала волосы, распушённые ото сна. – Тогда надлежит собрать документы… Есть правила!
– Вам не о чем беспокоиться, минори Олеа. Вот. Медкарта, автобиография, выписка из банка, заявление, копия заявления, копия копии, – Бритц жестом посылал файлы на комм директрисы. – Справка с места работы.
– Но она оформлена послезавтрашним днём.
– Потому что я приступаю послезавтра, – улыбнулся Кайнорт и выкинул в воздух ещё лист: – А это заключение психолого-психиатрической экспертизы. Там написано: «Здоров». Но это формальности.
– Это-то я вижу, – пробормотала Олеа.
– И Юфьелле я тоже хочу забрать.
– Её?! Зачем вам глухонемая пчела?
– Хочу преподать им с Миашем особенный урок, единственный, которого нет в Вашем расписании.
– Это какой же?
– О том, что минори своих не бросают.
Директриса потупила взгляд. Вообще она… могла понять. Если бы не ходатайство ассамблеи, Кайнорт Бритц до сих пор валялся бы прикованный к кирпичам казематов Граная. Минори не бросали своих, на этом зиждилось их величие. Олеа сцепила пальцы в замок и вздохнула:
– Вы поймите, пчела… С ними тяжело. Пчёлы ведь умирают, если ужалят.
– Я знаю.
– С Юфьелле уже был один такой эпизод. Укус пчелы – всегда переполох. Драчливая девочка… Досталось от неё щедрому благодетелю пансиона, кузену моему, триагону.
– У вас ещё много благодетелей, минори Олеа, – возразил Бритц, – а инкарнаций у эзера до второй линьки только три. Юфи будет лучше под моим присмотром.
– Но пчёлы относятся к протагонам, эта ветвь аристократии выше, чем ваша. Мне нужно время, чтобы всё устроить, и…
– И три миллиона зерпий.
– Что?..
– Ой, что я говорю… или три миллиона зерпий, – улыбнулся призрак, рассыпая в воздухе цветные виртуальные чеки. – Это четыреста новых золотых поводков, триста тысяч ванночек со льдом или сто миллионов розог. Скажем, я буду вашим новым кузеном-благодетелем.
Целую минуту нос минори Олеа покрывался аристократичной испариной. Неизвестно, в какие ценности директриса мысленно переводила последние сбережения династии Бритц, но всё-таки сдалась и приказала готовить детей к отъезду.
– Вы их избалуете, – шёпотом причитала она, поднимаясь с Кайнортом в детскую. – Вы их избалуете и пустите на ветер всю мою работу.
– Не волнуйтесь, минори Олеа, я сниму дом с двумя чуланами. Даже с тремя.
* * *
Через
– Два, Кай? Сразу два? У них там что, какая-то акция?
– Смотри, пожалуйста, на дорогу.
– А она правда глухонемая?
– Да.
– Да?!
– И да и нет, – туманно ответил Бритц. – Это редкий дефект. Случается, что их имаго общаются на частоте, недоступной большинству насекомых. Я, например, слышу Юфи, а она меня нет. После первой линьки она тоже будет слышать, но только в обличии человека.
– Допустим. Но зачем ты тащишь их с собой?
– Я сто лет назад уже оставил сына дома на Эзерминори. Всего на неделю с дедушкой, чтобы слетать за рабами, что могло случиться?
Действительно, что? Кроме карательной миссии Железного Аспида.
– Жаль, – посочувствовал Крус. – Мне повезло. Наша семья тогда кочевала по военным базам в других системах, а у Пенни по научным спутникам. А Верманд не может за ними приглядеть?
Кайнорт представил, как Миаш стрекочет с заката до рассвета, а Юфи молчаливо и сосредоточенно развинчивает и трепанирует всю технику в доме названого дяди.
– Во-первых, я не могу взваливать на него сразу двоих. Верманд и так работает в дурдоме. А во-вторых, зная его везение, Урьюи разнесёт на кусочки, лишь только я закрою за собой дверь.
– Но Брана… это ведь другая галактика. Это кротовина и чёрт вообще знает какая дыра. Там хоть установлены хроноэквайлеры?
– Да, время они синхронизируют. Всё будет хорошо, Крус. Главное, не подпускать ко мне диастимагов.
Под стрекот цикады на коленях и с пчелой на плече, Кайнорт откинулся назад и закрыл глаза. Он так устал, что на мгновение подумал, что умирает, и даже не нашёл сил, чтобы испугаться. К нему на сиденье что-то упало.
– Держи, это твой старый комм, – разбудил его Крус. – Ты забыл его в каюте тогда. Ещё работает. Там поначалу приходили какие-то сообщения, а потом всё. Если что, я не читал.
Кайнорт машинально сбросил банковскую чепуху и перестал дышать:
813 дней назад, 00:00:
«если ты вдруг вернёшься: это была я»
806 дней назад, 02:13:
«мне очень жаль»
805 дней назад, 03:25:
«ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ!»
776 дней назад, 05:15:
«страшно ибольно»
Её стиль. Не фразы толком, а обрывочный концентрат терзаний, которые не поместились в объём одной девчонки и плеснули через край на экран его комма. И почему четвёртое – тоже ему? Через два месяца после Кармина, почему? Чёрное холодное ничто опять заворочалось внутри, и Кайнорта затошнило. Он вычислил, что ему писала Эмбер, ещё в тот вечер на Кармине, когда пил Шмелье руж и показывал карминскую фигурку. Он отправил сообщение, а у неё блеснул комм. Она слишком нервничала, чтобы заметить, что он заметил.