Либидо с кукушкой. Психоанализ для избранных

Чибисов Василий Васильевич

– Я же говорю, – с терпением, достойным взрослого, пояснил Дмитрий. – Чучелка вылазит из своего темного угла, бродит по комнате, прыгает. Больше ничего не делает. Она просто страшная…

Да. Вот так. Я ее боюсь, потому что она страшная!

– Поэтому ты прячешься под кровать?

– Поэтому я просто лежу под кроватью! – возразил мальчик. – Это не прятки. Я не прячусь. Она не ищет.

– То есть, Дмитрий, тебе все равно: заметит она тебя или не заметит? Просто на нее неприятно смотреть?

– Да! – энергично закивал Дима. – Просто она страшная, и я ее боюсь. А зачем она приходит, я не знаю. Она непонятная и поэтому страшная. Еще я очень-очень боюсь, что их вдруг станет две.

Вот дела! Уже ни в какие рамки такой ответ не лезет. Дети в таком возрасте обычно очень детально описывают свои страхи. Буквально регламентируют. У детских фантазий есть внутренняя логика и свои законы. Пусть на первый взгляд это незаметно, и страх перед «злым дядей» совершенно иррационален.

Стоит только выслушать

ребенка, и он выдаст целый свод правил, которым подчиняется его страх. Иначе и быть не может. Психика обязана контролировать чудищ, которых сама же сотворила. Поэтому мы знаем о своих страхах все, пусть и на бессознательном уровне. Родители могли бы гораздо лучше понимать своих детей, если бы за каждым глупым страхом видели мощный психический труд.

А здесь?! Чучелка в рассказах мальчика ведет себя как самостоятельное существо, наделенное какими-то скрытыми мотивами. Скрытыми не только от врача, но и от юного пациента.

Возможно, у Димы просто очень сильная фантазия. Но тогда темноты он боялся бы гораздо больше и давно бы населил свою реальность множеством страхов.

Есть сценарий серьезнее. Психическое расстройство, распад разума. Какая-то область фантазирования отправилась в долгое путешествие, оторвалась от основной личности. Чтобы отсечь самое худшее, Озерская обратилась к святому источнику психиатрических знаний: к детскому творчеству.

Конец ознакомительного фрагмента.