Либитина
Шрифт:
А что же сложится из осколков зеркала, когда-то отражавшего леди Аристу Эмендо? Кукла-писарь тянется к свечке, осторожно очерчивает кончиками пальцев золотистый ореол пламени. Что в нем прячется от меня? По-прежнему не могу вспомнить ясно. Одно теперь вижу: это не тепло и нежность поцелуев дочки, не горячие ласки мужа. Может быть, пламя, что жжет сейчас мои пальцы, также безжалостно, упрямо, бесчувственно, как жажда мести потерявшей все?
ЧАСТЬ 3. ТВАРЬ
По ощущениям я провалялась в забытии пару столетий. Даже представлялось, что, открыв глаза, увижу совершенно новый мир: удивительные
Я пошевелилась, возвращая ощущение тела. Оказалось, я лежу на спине в неловкой позе: голова уперлась во вздутые колонны балюстрады балкона, правая рука подвернута под тело. Я тихонько приподнялась, села. В левой руке зашуршала какая-то бумажка, сложенная вдвое. Я развернула ее. Записка от Нонуса.
"Моя великолепная Королева!
Знаю, как тебя возмутит собственническое обращение: "моя". Но смерть роднит, привязывает друг к другу сильнее всего на свете. Ты еще не убила никого без меня? Убей, тогда поймешь. Тот, у кого отнимаешь жизнь, становится твоим до конца твоей вечности, хотите вы оба того, или нет. Поняв это, ты примешь и мое панибратское отношение. К леди, которой собственноручно вскрывал горло, лишая жизни, чьи последние мгновения видел, уже невозможно обращаться на вы. Это интимнее, чем близость.
Я разболтался, моя Королева. Умолкаю. Отдыхай, охоться. Избегай солнца и охотников. Я покажусь, когда увижу, что ты готова к первому разговору.
Нонус"
Я поспешно разорвала записку, почему-то застыдившись. Будто хотела спрятать ее содержание не только от чужих глаз, но и от себя.
"Да он сумасшедший!" - я попробовала возмутиться, но обнаружила, что улыбаюсь. "Покажусь..." - значит, он и сейчас следит за мной? Я поднялась, держась за перила, огляделась. Территория дворца казалась пустой. Только крону большого дерева слева облюбовала стая ворон. Черные шарики перьев казались нанизанными на ветки - странное ночное украшение. И я зачем-то вспомнила, как играла с маленькой Антеей в зимнем саду, лепя из снега шарики и прицепляя их на голые ветки молодой яблони.
"Антея!" - лицо окаменело. Почему воспоминания о дочери всегда являются так, без предупреждения, в любое, и не отведенное для скорби время? Обычно я тут же погружалась в них с головой, не в силах противостоять напору горестного потока, но сейчас вдруг захотелось сопротивляться. Наверное, в глубине души я понимала: в моем новом состоянии скорбь и тоска могут полностью заполнить пустое тело и толкнуть тварь, которой я стала, на страшные дела.
"Мое новое состояние..." Я дотронулась до шеи, и пальцы нащупали гладкую кожу. Рана полностью затянулась, только покрывшийся панцирем засохшей крови лиф платья напоминал о недавней почти-смерти. Об изменениях цвета кожи сложно было судить в ночной тьме, но, кажется, руки стали бледнее. Если приглядеться, под кожей можно было различить синий узор сосудов.
"Постой, Ариста! Ты видишь тонкие нити сосудов, ты только что прочитала записку... в почти абсолютной темноте?!"
Ого! Значит, твари видят в темноте не хуже кошек! Я с энтузиазмом уставилась вдаль, и скоро обнаружила, что могу различить мелкие детали и даже размытые фигуры людей за стенами далеких домов.
"А мое сердце теперь бьется?" - Я приложила ладонь к вене на шее, проверяя. Одна вялая волна пульса, через полминуты вторая. И все. Сердце затихало. Наверное, после первой жертвы остановится совсем.
Тем не менее, я не могла назвать себя мертвой, нежитью. Какая-то странная работа внутренних органов в теле велась. Жгло в правом подвздохе, печень как губка переполнилась очень горячей жидкостью и, будто взяв на себя роль сердца, периодически выжимала ее из себя, наполняя теплом все тело. Желудок молчал. Я со страхом ждала, что проснется голод твари, но он или еще спал, или вообще не был близок человеческому. Десны в области верхних и нижних клыков набухли и чесались. Превращение в тварь шло полным ходом.
"Интересно, можно ли еще остановить его?" - Я чувствовала положительный ответ на этот вопрос. Все можно изменить, кроме смерти. А я, что бы Нонус ни писал в записке, чувствовала себя до сих пор живой. Просто живой немного иначе.
Я простояла на балконе до утра, прислушиваясь к новым ощущениям, пытаясь увязать их со знакомыми понятиями, и чем дальше заходило превращение, тем знакомых понятий становилось меньше. Утром же ушла во внутренние помещения старого дворца.
Оказалось, Нонус напрасно пугал меня солнцем. Для новообращенных тварей оно не было жгучим, только тянуло силы. Оно делалось все ярче и сильнее, в то время как я слабела, превращаясь в тень. К полудню я задремала, улегшись прямо на пол. Сначала иногда приоткрывала один глаз: разбирало любопытство, как же Нонус следит за мной, и я надеялась поймать взглядом его или его соглядатая, потом уснула совсем.
...Снилось, что солнце, обратившись сияющей тварью южан, запустило горячие зубы, длиные и плоские, как у крыс, мне в шею и тянет остатки драгоценной жизни... Я проснулась с криком. Солнечный луч, проникший через щель в створке высокого окна, действительно, проедал шею. На коже появилось отчетливое красное пятно ожога. Превращение в тварь завершалось, закрывая передо мной дверь в дневную жизнь.
Солнце было тому виной или неостановимое безжалостное время, но силы иссякали. Я кружила по пустым залам брошенного дворца почти в беспамятстве. А сияние солнца лишь разрасталось, хотя близился вечер. Оно жгло немилосердно и как тень резко обозначало новую черную пустОту в моем теле. Голодную, очень голодную пустОту. Превращение замедлялось. Внутренним органам для работы требовалось топливо - живая кровь. Без него они останавливались. Холодная кровь замерзала в сосудах, обжигая изнутри. Сердце то отчаянно трепыхалось, то тоскливо замирало в немом ожидании. Это ожидание было хуже всего. Я чувствовала себя висящей над бездной, и от взгляда вниз все мертвело внутри. Осмелеть бы, расцепить пальцы и раскинуть руки в последнем полете-падении!
Я вздрогнула и открыла глаза. Оказалось, я опять забылась, прислонившись к колонне бальной залы, за которой когда-то пряталась от Макты и его тварей. Солнце давно ушло, щели в створках окон чернели дырами в зимнюю ночь. Но я по-прежнему ощущала сводящий с ума неведомый свет вокруг, он все также жег кожу и обозначал дыру внутри, голодную и тяжелую. Что же он?
Я рискнула выйти на балкон и теперь поняла: свет был чужими жизнями. Как его много в Карде, вместе люди сияют ярче солнца! Жаль, что сами они никогда не узнают об этом вдохновляющем эффекте...
–