Лицензия на убийство. Том 1
Шрифт:
До чего же ему это всё надоело: тоскливый и депрессивный Ксин – возможно, самая унылая планета Обитаемого Пространства галактики № 15-М-99, грязный вонючий клуб на окраине Зиана, административного центра Ксина и существа, сидящие за столиками с дешёвой и не очень выпивкой и исключительно невкусной едой.
И как же бесили бывшего военного эти мерзкие жрущие рожи – завсегдатаи клуба. Красные от пива и похоти, они убивали время в ожидании главного номера вечера – межвидового стриптиза. Не менее завсегдатаев раздражали и случайные посетители, зашедшие в клуб по ошибке или, наоборот, по совету недалёких
Утомлял и печальный вид падших женщин, строивших из себя честных барышень, пришедших в клуб якобы для встречи с подругой, но мечтавших найти здесь весёлое приключение если не до конца жизни, так хотя бы до понедельника. Причём с кем угодно и на любых условиях.
И ещё мухи. Эти большие зелёные мухи. Лёха отмахнулся от одной из них в тот момент, когда она, казалось, задалась целью влететь ему в правое ухо, а вылететь из левого. Бывший штурмовик за время службы посетил много планет разной степени недружелюбности, повидал достаточно, но нигде и никогда ранее он не видел столько мерзких наглых зелёных мух.
«Интересно, все мухи на Ксине такие большие или директор клуба специально где-то закупает именно таких и привозит их сюда для создания аутентичной атмосферы поганого и неприятного места?» – думал Лёха каждый раз, когда очередное насекомое пыталось спикировать ему на голову.
Отдельного упоминания заслуживала сцена. Для бывшего военного, привыкшего к порядку и чистоте, было загадкой, почему её нельзя было покрасить, ну или, на худой конец, хоть раз по-настоящему отмыть. Сцена была покрыта таким толстым слоем грязи и остатков пролитого пива, что если стоять на одном месте более минуты, ноги прилипали намертво. За те две недели, что Лёха здесь выступал, сцену точно не мыли ни разу. В этом он был уверен. В «Андроиде и блондинке» вообще ничего не мыли за эти две недели, даже насчёт посуды были сомнения.
Лёха не раз уже пожалел, что нелёгкая дёрнула его прилететь на Ксин. Место было ужасное, платили копейки. А приехал он, потому что хозяин клуба (по мнению Алексея, конченая сволочь) обещал условия по первому классу, а потом долго и упорно настаивал на том, что такой уж у них на планете первый класс. Лёха не шибко-то этому верил, так как физически затруднялся представить, что при таком первом может существовать ещё второй или третий класс.
Но с другой стороны, вариантов было немного: либо в этот клуб, либо на частные вечеринки, которые бывший военный просто терпеть не мог.
Пытаясь отогнать угрюмые мысли, Лёха смачно сплюнул от досады на сцену, и на душе сразу стало немного теплее. Хоть какая-то польза была от этого свинарника под ногами: на нормальную сцену он бы ни за что не плюнул, и пришлось бы стоять без возможности хоть как-то выпустить пар.
Но волна радости быстро прошла. И пора уже было начинать, зрители ждали шоу. Только вот стендап-комик никак не мог настроиться на нужный лад. Он чувствовал себя на этой сцене лишним.
«Да уж, дожил, дальше некуда», – подумал бывший командир штурмового отряда и вздохнул.
Эта мысль посещала его каждый раз, когда он оказывался на сцене. И вместе с ней почти всегда приходила вселенская тоска. После выступления она всё же уходила – иногда сама, иногда после того, как Лёха подгонял
Но Лёха лишь встряхнул головой и через силу улыбнулся. Он был не таким простым парнем, чтобы какая-то там тоска смогла его сломить. Бывший штурмовик расправил плечи, хрустнул костяшками пальцев и продолжил выбирать жертву как ни в чём не бывало.
«Вон два кхэлийских кальмара сидят – пошутить над ними, что ли? – размышлял Лёха. – Или, может, для затравочки рассказать пару анекдотов про женщин или про начальников?»
Шутки про женщин и начальников были беспроигрышным вариантом на любом мероприятии, кроме вечеринок по поводу девичника и съездов руководителей высшего звена галактических корпораций. Иногда, хоть и очень редко, у Алексея Ковалёва бывало хорошее настроение, он мог выйти на сцену и, не выбирая себе никаких жертв, просто веселить зал, сыпать искромётные шутки. Он мог отрываться и пять минут, и десять, и даже все тридцать – максимальное время, отпущенное стендап-комику или дуэту на выступление. Тем более, после пятнадцати минут начинался двойной тариф, и выступающий был заинтересован пробыть на сцене как можно дольше. Разумеется, зрители могли прогнать комика раньше, но когда Лёха был в ударе, такое исключалось. Его в такие дни обычно даже вызывали на бис.
Но в этот вечер бывшему штурмовику категорически не хотелось веселиться. Он не исключал, что как-нибудь потом ещё поймает кураж, но не в этот раз, не на Ксине и не в этом клубе. То ли закат настроил его на философские размышления, то ли незадачливый мститель с ножом разозлил, но, так или иначе, Лёхе было невесело. Он мог, конечно, рассказать несколько анекдотов для затравки и какое-то время шутить легко и непринуждённо или выбрать какого-нибудь задохлика в зале и, не напрягаясь, издеваться над ним все тридцать минут, зная, что тот ничего не скажет в ответ.
Огнестрельное и холодное оружие отбирали при входе, поэтому выступающим особо ничего не грозило. Хотя, конечно, какой-нибудь неадекватный слушатель мог и пепельницу бросить, и нож со стола схватить, но что та пепельница для бывшего штурмовика? А ножи специально были тупыми. Хотя, может, и не специально. Возможно, в этом клубе их просто не точили с момента открытия заведения.
Постороннему могло показаться не очень красивым или даже откровенно мерзким такое поведение комика, но это было неотъемлемой и очень важной частью шоу. Зрители приходили на такие выступления, зная, что могут стать объектами шуток. А многие даже любили, когда выбор падал на них.
В обычной жизни, несмотря на острый язык и любовь к шуткам и розыгрышам, Лёха никогда не допускал насмешек в отношении незнакомых людей и уж тем более грубых шуток в адрес тех, кто физически не мог за себя постоять.
Но на шоу всё было иначе. Эти зрители жаждали зрелища и были в той или иной степени готовы к тому, что могут стать очередной жертвой комедианта и принять невольное участие в выступлении.
В этот раз комедианту не хотелось долгих прелюдий, он устал выбирать «несчастного» по каким-то своим особым критериям и просто-напросто остановился на посетителе с самым злобным выражением лица.