Лицей послушных жен (сборник)
Шрифт:
Любопытство разрывало нас на части. Мы ходили с опущенными глазами, чтобы учителя и воспитатели, а тем более госпожа Директриса не раскрыли преступление подслушивания.
Но, как я уже говорила, им было не до нас.
Мы заметили, что в этот день вместо двух – утреннего и вечернего – в кабинете госпожи Директрисы собирали целых четыре совещания.
На ужин нам дали вишневый пирог, который обычно пекли только по выходным…
Я еле дождалась ночи, чтобы подробнее расспросить Лил об услышанном.
Сначала
Мы поклялись молчать.
И Лил рассказала следующее.
После завтрака, минуты за две до того, как мы начали строиться в шеренги, чтобы идти в школьное здание, она нестерпимо захотела в туалет и…
– Ну об этом можешь без подробностей! – прервала ее нетерпеливая Рив.
Так вот, захотев в туалет, Лил обнаружила, что наша уборная как раз закрыта на пятиминутную санитарную обработку, и спустилась этажом ниже, туда, где находился кабинет госпожи Директрисы.
Быстро сделав свое дело, Лил, чтобы не нарушать тишину в коридоре, начала прокрадываться вниз и…
– Ты нарочно тянешь время? – еще раз строго прервала ее Рив.
…и тут заметила, что дверь кабинета приоткрыта!
И оттуда доносятся голоса.
Лил испугалась и притаилась в эркере коридора за скульптурой Венеры Милосской, так как не хотела быть пойманной не на своем этаже, да еще у кабинета.
И услышала ужасную историю…
Точнее, обрывки ужасной истории и крики всего преподавательского состава.
Лил поняла: Тур погибла от руки мужа, Алекса.
– Алекса?! Почему? – хором спросили мы.
– Ну… – заколебалась Лил. – Госпожа Директриса говорила слишком тихо, но я услышала, что…
Лил перекрестилась и перепуганными глазами взглянула на нас.
Мы столпились в темноте дортуара возле широкого подоконника: Мия и Ита дрожали то ли от холода, то ли от волнения, Рив уселась по-турецки, Озу и я стояли, опершись локтями на колени Лил (чтобы она часом не сбежала!), и нетерпеливо ждали ответа.
– …услышала страшное: Тур… влюбилась… в другого… В стрита! – на одном дыхании проговорила Лил и чуть не потеряла сознание.
Наше состояние тоже было близко к этому.
– В другого?!
– Стрита?!
– Ты это точно услышала?!
– Вроде бы… Правда, госпожа Директриса сказала что-то про «версию». Она… Она… – Лил напряглась, вспоминая. – Она сказала: «Придерживаемся этой версии!» – и стукнула по столу чем-то тяжелым… Я испугалась и побежала вниз…
Повисла мучительная пауза.
– Как Тур могла? Фу! – наконец сказала Мия.
– Позор… – произнесла Ита.
– Вот вам и Флобер в реальности! – криво усмехнулась Рив.
Лил сбросила со своих колен наши руки, пошла к своей кровати, легла и накрылась с головой одеялом.
Мы тоже молча разбрелись по своим местам.
Но вряд ли хоть кто-то из
Дорогой дневник…
Теперь ты знаешь все.
Надеюсь, ты не сгоришь от стыда, хотя мои щеки еще пылают, как только вспоминаю этот день и эту ночь.
Да, я не уснула. Я думала.
Как такое могло произойти? Как?
В моем воображении все время возникало видение того бала, на котором Тур кружила по залу, как цветок в озере, ландо, в котором она ехала мимо нас, выстроенных рядами, и бросала в толпу цветы. Ее счастливое лицо. Рука Алекса на ее плече.
Как она могла предать это все? И прежде всего наш лицей, доверие учителей, исконные традиции ЛПЖ, в конце концов наши мечты и надежды?! Если она наказана, то это справедливо.
С другой стороны, слащавая до спазмов в желудке мысль не давала мне покоя: «Как можно было влюбиться в чужого, в стрита? откуда она его взяла? неужели это возможно? зачем?!»
А еще взволновал короткий ночной разговор с Лил (наши кровати расположены рядом). Приведу его, как запомнила:
– Я слышала, как ты сказала на «литсуде»: «Из-за ЭТОГО не убивают…» Ты имела в виду Тур или мадам де Реналь? Ты и вправду считаешь, что прелюбодеяние – не смертельное преступление для порядочной жены? – спросила Лил.
– А ты считаешь, что можно убить человека? Такого, как Тур?
– А как же Устав? Если это правда, то она нарушила Устав!
Она отвернулась и – я слышала! – заплакала в подушку.
Этот день прошелся по всем нам, как трещина по пустыне.
Сначала невидимой нитью прорезал ровную поверхность наших дней. Но я кожей чувствовала: эта нить расширится, даст новые трещины и охватит всю гладь паутиной еще более глубоких трещин.
Чтобы этого не произошло, нужно все выяснить. Но у кого узнать, что случилось? Не пойдешь ведь к госпоже Директрисе! Это означало бы донести на Лил.
Следовательно, я решила молчать.
Мы все решили больше не вспоминать об этом случае. Но нитка-трещина осталась…
Дорогой дневник!
Я стала лучше учиться.
Думаю, благодаря тому что начала меньше интересоваться всякими мелочами, меньше разговаривать, больше внимания уделять урокам.
Мы все стали более серьезными и избегали друг друга. Наверное, сказывалось то, что мы выпускной класс и совсем скоро переселимся во флигель, где нас ждут судьбоносные балы и повторение всего пройденного за двенадцать лет. А это немалый объем.
К тому же волновала приятная мысль о том, что там, во флигеле, у каждой будет своя отдельная комната! Даже трудно себе представить: своя и отдельная. Это означает, что раскол между нами увеличится. Интересно, как это переживут Мия и Ита?..