Личная рана
Шрифт:
– Вы не хуже меня понимаете, что эта история с бензином требует разбирательства. Если Кевин неправильно назвал время, значит…
– Я позабочусь об этом.
Солнце, непредсказуемое, как ирландцы, выглянуло из-за безнадежно серых туч, его лучи наискось пронизали полутемную комнату. Я заметил, что настороженный взгляд детектива изменился, став слегка насмешливым. Такое выражение лица могло бы принадлежать иезуиту, выслушивающему мнение не слишком умного неофита по сложному богословскому вопросу.
– Ну, если это все,
– О нет, мистер Эйр, вы мне очень помогли, – улыбнулся старший офицер. – И я, безусловно, вам благодарен. Но знаете ли, если говорить о ревности, у нас имеется еще один кандидат.
– Неужели?
– Майра Лисон настолько сильно переживала из-за мужа, что отправилась искать его в сельской местности, когда он припозднился на час-другой, – ошарашил меня полицейский.
– О, бога ради! Неужели вы думаете, что она способна лишить кого-то жизни? – воскликнул я.
– А почему бы и нет? Во время допроса у меня создалось впечатление, что она очень скрытная женщина, но не без внутреннего огня, – заявил детектив. – Ее муж слишком расчетлив, чтобы потерять голову и совершить преступление в порыве страсти.
Конканнон замолчал, прикуривая одну из своих нечастых сигарет.
– Я полагаю, что и вы в глубине души таковы, мистер Эйр.
– Премного вам благодарен! – фыркнул я, необычайно раздосадованный.
По крайней мере, я не сообщил ему о приключениях Майры в ночь убийства, после долгого ожидания Кевина на основной дороге. Потом я вспомнил о пьяном, которого она встретила. Стоит ли мне разгласить эту тайну? Пожалуй, нет. Эту историю женщина могла просто-напросто выдумать, отводя от себя подозрения в убийстве Гарриет. Я доверял Шеймусу, разгадающему эту шараду, если только это в человеческих силах.
Мы бессвязно поболтали минут пять. Потом Конканнон встал, собираясь откланяться.
– И как долго еще мне придется здесь оставаться? – раздраженно осведомился я.
– До тех пор, пока мы не закончим расследование, мистер Эйр, – равнодушно ответил он.
– И когда это будет? – настаивал я.
Конканнон молча пожал плечами.
– Но черт побери! – заявил я гневно. – Я могу стать следующей жертвой!
– Вам никто не причинит вреда до тех пор, пока вы находитесь под защитой Фларри Лисона…
Несколько часов спустя я глотал виски в компании рыболовных принадлежностей в доме Лисонов. Мы с Фларри здорово набрались. Это было странное ночное бдение. После похорон в пустом доме двое скорбящих пьяно исповедовались друг другу о женщине, заставившей их, будь она жива, драться не на жизнь, а на смерть. Фларри напивался, пытаясь забыть ее, я пил, чтобы избавиться от подозрений, посеянных Конканноном в моей душе.
– Чего хотел этот детектив? – мрачно спросил Фларри, словно прочитав мои мысли.
– Он думает, что ее мог убить ты, – не стал скрывать я. – Глупый извращенец!
– Неужели?
– Я сказал ему, что это идиотская мысль, – произнес я нервно.
Фларри сжал пальцами удочку, а потом вернул ее на стол.
– Он пытался что-то выудить из тебя? – поинтересовался хозяин дома.
– Пытался, – подтвердил я. – И хотел заставить меня проговориться, что я был с Гарриет в ту ночь, когда…
– Но ты не признался?
– Ты – единственный человек, знающий об этом, Фларри, – с пафосом заявил я.
– Я ему не донесу, – пообещал Лисон, сопроводив свои слова громкой отрыжкой. – Странно, что мы сидим здесь вдвоем и разговариваем о ней. Чертовски странно. Если прочтешь такое в книге, не поверишь. Ну да ладно. Женщины – дьявольское семя. Упокой, господи, ее душу!
В какой-то момент этого нереального вечера Фларри все же принес хлеб и сыр. Несколько позже он принялся яростно поносить репортеров, донимавших его.
– Сейчас не осталось личных тайн. Эти ребята будут заглядывать через плечо ангела в Судный день, любопытствуя, что он там пишет.
– Ничего скверного о тебе они не напечатают, Фларри, – успокаивал я друга.
– Возможно, за исключением убийства, – бросил он мрачно.
Я вдруг протрезвел.
– Но когда ты убивал, шла война.
– К черту черно-пегих! Я говорю не о них. – Он проницательно взглянул на меня. – Но я подразумеваю не Гарри, что бы этот мерзкий Конканнон ни выдумывал. Я о том парне, что лишил ее жизни. На моих руках будет его кровь.
– Почему ты не оставишь его суду? – спросил я удивленно.
Фларри плюнул в камин.
– Суду?! Я не дам подонку ускользнуть от меня таким образом.
– Фларри, ты пьян, – успокаивающе произнес я. – Ты передумаешь, когда повстречаешься с ним лицом к лицу. Неужели ты хотел бы болтаться на виселице?
– Я хочу придушить этого парня собственными руками. А ради чего еще мне жить, когда Гарри больше нет? – Его слезящиеся глаза посмотрели на меня. – Как ты думаешь, что я за человек?
– Я считаю тебя ленивым и добродушным человеком, питающим романтическую тягу к насилию. Но жестокость противна твоей натуре, поэтому ты погружаешься в нее с закрытыми глазами. На самом деле ты добросердечен и обижаешься на себя за это; тебе хотелось бы простить убийцу, поэтому ты превращаешь свое сердце в камень.
Во время этой тирады Фларри пялился на меня с возрастающим изумлением.
– Прекрати, ради бога! Никогда в жизни не слышал подобного заумного бреда! Доминик, это ты пьян. Я ни слова не запомнил из твоей возвышенной речи.
– И я тоже, потому что ты бросил тень сомнения на все сказанное, – ответил я, подумав. – Но скажи мне, я действительно пьян, иначе не осмелился бы спросить, почему ты не задушил меня, когда… когда я раскрыл тебе мою тайну?
– Какую тайну? – не понял хозяин дома.