Личник
Шрифт:
– А как же пуля дура, штык молодец? Или Александр Васильевич Суворов был не прав? – генерал улыбнулся.
– Если вспомнить Суворовскую «Науку побеждать» то полностью фраза звучит так: «Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко – пуля обмишулится, штык не обмишулится, пуля дура, штык молодец!». Есть и ещё одна фраза: «Гренадеры и мушкетеры рвут на штыках, а стреляют егеря». Только при этом, когда Суворов командовал Суздальским полком, у него стреляли и егеря, и мушкетеры, и гренадёры. Причем по тридцать патронов в год, а не по три, как в других полках.
– Интересно…, - Сергей Михайлович закрутил на указательный палец левый ус. – Несколько раз читал книгу, а почему-то запомнилось только пуля
– Можно сказать и так, Ваше превосходительство. Я, действительно, считаю, что стремительное развитие вооружения приведёт к серьёзным изменениям в тактике ведения боя. И на первое место выступит пуля, а не штык. Хотя «штыковое воспитание», о котором говорит в своем «Учебнике тактики» Его высокопревосходительство Михаил Иванович Драгомиров полностью поддерживаю, - я сделал глубокий вздох и продолжил. – Идти на позиции противника под его губительным огнем от артиллерии, магазинных винтовок, пулемётов смогут только войска с сильной волей и не боящиеся гибели. А чтобы уменьшить потери от огня противника, необходима форма, которая бы не выделяла солдата на поле боя, а, напротив, делала бы его как можно незаметнее.
– И вы, Тимофей Васильевич, хотите всех солдат зимой одевать в такие маскхалаты?
– последнее слово генерал произнёс уже уверено.
– Ваше превосходительство, это было бы здорово, но боюсь слишком дорого для государственной казны, - я сожалеюще развёл руками.
– Последние годы усмирения Кавказа показали необходимость использования малых команд для скрытого наблюдения за противником, точечных нападений. С нашей стороны такие боевые действия осуществляли кубанские пластуны, у черкесов хежреты, психадзэ. Именно для таких команд в первую очередь и нужны маскхалаты для зимы и для лета.
– Интересная мысль. Насколько мне известно, Вы вместе с Головачевым работу написали о действии таких малых групп в тылу противника?
– Так точно, Ваше превосходительство. Написали. В прошлом году её передали в Академию Генерального штаба. Результаты рассмотрения мне не известны.
– Что же, замечательно, что эволюция военной мысли не стоит на месте и молодёжь как всегда ищет что-то новое, - Духовский по-доброму улыбнулся. – Подготовьте мне план занятий, на котором бы мы увидели все возможности использования вашего зимнего маскхалата. При этом можете задействовать и силы линейного батальона.
– Слушаюсь, Ваше превосходительство, - я поднялся со стула вслед за выбравшимся из-за моего стола генералом.
В этот момент в кабинет влетел Кораблев.
– Тимофей Васильевич, я от Банкова… Ой… Извините, Ваше превосходительство…, - коллежский секретарь изобразил стойку смирно.
– Проходите эээ…, - Сергей Михайлович сделал паузу, видимо пытаясь вспомнить как зовут, можно сказать, начальника секретной части конвоя.
– Коллежский секретарь Кораблев Николай Алексеевич, - пришел я на помощь генералу.
– Да.., Николай Алексеевич. Проходите. Мы уже с Тимофеем Васильевичем закончили. Так что не буду вам мешать. Вечером жду доклада, - эта фраза Сергея Михайловича была уже предназначена мне. Закончив говорить, генерал вышел из кабинета.
– Что-то срочное, Николай Алексеевич? – обратился я к Кораблеву.
– Юрий Петрович, просит Вас подъехать к нему. Он просил передать, что с большой долей вероятности вы оказались правы…
Глава 10. Захват.
– День добрый, Юрий Петрович! Какие новости? – спросил я Банкова, входя в его кабинет в полицейском управлении.
Следственный пристав поднялся из-за стола и произнёс: «День добрый! Проходите, Тимофей Васильевич, снимайте верхнюю одежду. Есть новости, как им не быть.
– Вы знаете, Юрий Петрович, не откажусь. Морозно сегодня на улице.
Коллежский асессор, проходя мимо, пожал мне руку, а потом выглянул в коридор и кому-то скомандовал принести чаю. Вернувшись на место, сел за стол и пригласил меня присесть на стул.
– Ну что, Тимофей Васильевич, хочу Вас обрадовать, хотя повод сам по себе не радостный. Смерть Глафиры Петровны Ермиловой я бы естественной не назвал. Жалко, что я не осматривал место происшествия, но даже по показаниям её мужа, который обнаружил труп, можно было бы сказать, что её убили, - Банков возбужденно потёр ладони и продолжил.
– А так как я сегодня с утра осмотрел тело Ермиловой, то со всей ответственностью могу заявить, что мы имеем убийство с прямым умыслом с обдуманным намерением. Статья одна тысяча четыреста пятьдесят четыре Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Это каторга от пятнадцати до двадцати годочков. Возможно, и убийство совершённое ради облегчения другого преступления. А это уже статья одна тысяча четыреста пятьдесят девять и бессрочная каторга.
– А каким образом Вы, Юрий Петрович, определили, что было совершено убийство?
– Ох, Тимофей Васильевич! Если бы Ермилову осматривал не этот алкоголик Венников… Есть у нас в городе такой врач. У него каждый день заканчивается на дне стакана, - следственный пристав брезгливо скривился. – Так вот, если бы труп Глафиры Петровны осматривал тот же Любарский, он бы сразу сказал, что было совершено убийство.
– Какие-то улики? – заинтересованно спросил я.
– Во-первых, тело Ермиловой нашли в том положении, при котором она не смогла бы получить такое повреждение височной области, - Банков отогнул указательный палец. – Во-вторых, рана на виске соответствует сильному удару либо рукояткой револьвера, либо кастетом. Но дождемся от Любарского, нашего окружного врача официального заключения.
– Юрий Петрович, а Вы вот так из описания мужа о том, в каком положении он нашёл труп жены, сделали выводы, что Ермилова не могла бы получить такое повреждение виска? – я смотрел на пристава с любопытством, и мне действительно было интересно, что он мне скажет в ответ.
– Эх, Тимофей Васильевич, как говорится сам себя не похвалишь - никто не похвалит, - лицо Банкова осветилось задорной улыбкой. – Не буду слишком хвастать, но считаю, что неплохо знаком с судебной медициной. Вы кстати в курсе, что о способах определения того, какая рана на теле является смертельной, писал Гиппократ. А после убийства Цезаря его тело осмотрел врач, который установил, что из двадцати трёх ран смертельной была только одна.
– Интересные факты. Впервые о таком слышу, - я был действительно поражён этой информацией.
– Ооо, Тимофей Васильевич, ещё в тринадцатом веке в Болонском университете судебная медицина была официально признана в качестве специальности. Иоганн Рихтер в одна тысяча восемьсот четвёртом году обнаружил ультрафиолетовые лучи. Но совсем недавно узнали, что в свете ультрафиолетовой лампы более свежий лак выглядит темнее. И что нам это дает, Тимофей Васильевич?
Я смотрел на следственного пристава, который в этот момент напоминал моего учителя химии по кличке «Матрас». Эта прозвище он получил потому, что лет двадцать проходил в костюме из темно-синей ткани в светло-серую полоску. Ещё он был фанатом химии, и каждый его урок был представлением одного актёра, который вещал о торжестве химии на планете Земля. Несмотря на любовь к своему предмету, «Матраса» мало кто любил из учеников. Его любимой фразой при выставлении оценки в журнал были слова: «На пять знает химию бог, на четыре я, на три отличник, ну а вам, молодой человек, неуд». Вот и сейчас я видел перед собой фанатика от науки, но, кажется, ещё адекватного.