Личное дело майора Власовой
Шрифт:
– Да понял я, понял! – смеётся он. – Тогда жду тебя к ужину.
– Я же предупреждала, что ждать меня не стоит? – на всякий случай уточняю у него.
– Ага. А я предупреждал, что радею за скорейшее формирование семейных традиций, – часто кивает аферист.
– Клоун! – закатываю я глаза и выхожу за дверь.
В спину мне летит:
– Зато весь твой! – И хриплый смех Юджина мерещится всю дорогу по лестнице.
Выбегаю из подъезда вовремя: Власов как раз собирается занять единственное место на парковке. Но завидев меня, бывший муж выруливает
– Привет! – машу ему рукой, усаживаясь на переднее сиденье. – Что за срочность? Неужто новый труп?
– Типун тебе на язык, Власова! Спецы люк вскрыли и готовы спускаться, нас ждут.
– Чудненько, – хлопаю я в ладоши. – Что может быть прекрасней прогулки в лесу воскресным утром?
Мой вопрос с изрядной долей наигранного оптимизма повисает в воздухе.
Прыгая с кочки на кочку, я стараюсь не отставать от Ярослава. Он постепенно закипает, но пока не взрывается. Лишь зыркает на меня своими глазищами с порицанием, и я посылаю ему бодрые улыбки в ответ.
Возле люка я нахожу место посуше, а Власов садится на корточки и глядит в чёрную дыру, переговариваясь с парнями по рации. Я не прислушиваюсь к их разговорам; уверена, они не обнаружат там никаких улик. Кто-то сильно потрудился, чтобы замести следы в клубе в спешке, что уж говорить о туннеле, когда на избавление от улик у них было пару дней?
– Кажется, это пустышка, – констатирует Власов спустя некоторое время, и я согласно киваю.
– Вестей из Москвы по нашим мальчикам не было?
– Не докладывали, но сейчас уточню ещё раз. – Он набирает номер дежурного. – Власов. Есть новости по вчерашним ориентировкам? Ага, понял. Адреса последние скинь смской. Да иди ты! Что ж молчите? Давай живо! – Он убирает телефон в карман и обращается ко мне: – Поехали, красотка, кататься.
– Нашли наших мальчиков? – недоверчиво спрашиваю я.
– Похоже на то, – усмехается он. – Просмотрели камеры, обнаружили наиболее посещаемые места. А сейчас – зацени – они буквально десять минут как зашли на какой-то новомодный спектакль, который длится почти четыре часа. Задержатся ли до конца, большой вопрос…
– Но попытать удачу стоит, – с жаром говорю ему.
– Ага. Поехали, попытаем.
Власов гонит на предельной скорости, и через два с половиной часа мы входим в здание современного театра. Короткие переговоры с администрацией дают плоды: нам позволяют войти в зал в конце спектакля и осмотреться, пока зрители будут оставаться на своих местах.
Боковые выходы закрывают контролёры, мы же во Власовым входим через два центральных входа.
– Добрый день! – обращается к публике Власов. – Прошу сохранять спокойствие, работает Следственный комитет. Мы ищем подозреваемых в совершении преступления, поэтому осмотримся в зале.
Он кивает мне, и мы синхронно продвигаемся вдоль рядов, сверяя лица зрителей с фотороботами, составленными при содействии ФСБ и Акманова лично.
– Так, я это терпеть не собираюсь, – с недовольством говорит мужчина, сидящий с краю ряда с моей
– Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Мы не задержим вас надолго, – говорю этой парочке.
– Я свои права знаю, если нечего мне предъявить, то и права держать здесь меня вы не имеете. – запальчиво говорит мужчина, напирая на меня. – Народ, это вообще всё туфта! Можно спокойно валить!
Люди начинают подниматься со своих мест, создавая толпу, стекающуюся к выходам. Я беспомощно смотрю на Власова, и он кивает в сторону дверей. Намёк понят. Я протискиваюсь к выходу, и вдруг вижу нужных парней, которые опережают меня на пару метров в узком проходе.
– Дайте пройти, – торопливо пробираюсь я вперёд. Но получается слабо.
В итоге, когда я пробиваюсь в фойе, парни растворяются в толпе. Ищу их взглядом, вижу удаляющиеся размашистыми шагами к выходу на улицу.
Я бегу, врезаясь в людей. Извиняюсь и снова ускоряюсь, лавируя между телами.
– Стоять, полиция! – кричу в спину подозреваемым, и они, вырвавшись на улицу, бегут в сторону дворов.
Я пускаюсь следом. Забегаю за угол театра в пустынный переулок, хватаюсь за кобуру… и отлетаю, ударяясь о стену.
Воздух выходит из лёгких, и я жадно хватаю его ртом. А в это время преступники дают дёру, только пятки сверкают.
Запыхавшийся Власов появляется из-за угла.
– Чёрт, Власова! Какого хрена ты пустилась в погоню одна?
– Времени не было, – хриплю я.
– Времени не было, – передразнивает он, осматривая меня. – Где болит, Гель?
– Нормально всё, жить буду.
Он подставляет руку.
– Тогда поехали. Подадим в розыск, нам тут ловить теперь нечего.
– Я такая дура, Власов! – жалобно говорю ему. – Прости, что упустила их.
– Главное, сама не пострадала, – вздыхает он, с сомнением глядя на меня.
– Да нормально всё! – буркаю я.
Но к вечеру, когда мы возвращаемся к отдел, заполняем документацию и Власов подаёт необходимую информацию для розыска подозреваемых, я чувствую, как начинает припекать грудную клетку. Без обезболивающих к возвращению домой я уже едва могу шевелить левой рукой, но не подаю виду. Сначала надо посмотреть, насколько всё печально. Вдруг ничего серьёзного? Тогда ни к чему ставить на уши Ярослава.
Преступничек встречает меня у порога, как верный пёс.
– Помоги, – прошу его, морщась от этой вынужденной меры.
Он удивлённо вскидывает брови, но помогает снять пальто и сапоги. Игнорируя присутствие Юджина, прохожу сразу в ванную, но снять рубашку самостоятельно для меня целая проблема. Расстёгиваю одной рукой пуговицу за пуговицей. Стою в распахнутой рубашке и плачу от бессилия, разглядывая фиолетово-лиловый кровоподтёк, расползающийся от припухшей ключицы вниз.
Тихий стук в дверь, голос Юджина, спрашивающий, всё ли у меня в порядке, и я начинаю рыдать в голос. От обиды, от боли, от собственной глупости плачу как девчонка, взахлёб.