Личное дело
Шрифт:
«Ю. Щ… До путча вам передавали много дезинформации, которую Крючков подсовывал через Болдина.
М. Г. Подобная информация шла на меня целенаправленно, их целью было подвести меня к введению чрезвычайных мер. Не только целенаправленно подбиралась тенденциозная информация, но даже события организовывались так, чтобы потом на их основе эту дезу создавать.
Ю. Щ. Т. е. как это?
М. Г. Выехать куда-нибудь по поручению ЦК, Компартии России, организовать где встречу с партийными секретарями, а где удастся — и с рядовыми коммунистами, правда, это хуже удавалось, легче с секретарями. И потом резолюции с протестом, с требованиями ко мне. Ультраправые требования! А я чувствовал, что эти
Так Горбачев оправдывал себя и грубо клеветал на других. Вот уж воистину — немного совести быть не может: она или есть, или ее нет вовсе.
Это интервью Горбачев давал в ноябре 1991 года. Тогда он, видимо, еще не сознавал, что ему, как Президенту, осталось жить всего несколько дней. Он рассчитывал, что каким-то чудом удастся выжить на этом посту и что развитие событий в Советском Союзе пойдет не так, как пошло после заключения Беловежских соглашений.
Информация Комитета госбезопасности и его органов на местах в своей подавляющей части была объективной, правда — безрадостной, особенно в 1990–1991 годах. Не было никакого намерения да и надобности искажать информацию. Традиционно сложилось так, что информационно-аналитические материалы, как правило, менее остро отображали события по сравнению с тем, как было на самом деле. Всегда оставлялся резерв прочности, чтобы справляться с возможными попытками опровергнуть информацию, поставить ее под сомнение.
В последнее время Комитет госбезопасности буквально бомбил ЦК КПСС, Президента, Совет Министров СССР сообщениями о росте националистических настроений, назревании межнациональных конфликтов. Разве это противоречило действительности?! Разве конфликты не захлестывали страну, причем по нарастающей, охватывая все новые и новые регионы: Азербайджан, Армению, Нагорный Карабах, Киргизию, Узбекистан, Грузию, Молдавию, ряд районов Северного Кавказа и другие?
В информациях содержались заслуживающие внимания сведения о причинах назревания конфликтов, об экстремистских националистических организациях, лицах, движущих силах. Почти все начиналось с малого. Но Горбачев не хотел обращать внимание на это малое! А беду можно было предупредить, не допустить.
Тревожная информация направлялась по экономическому положению в стране. В 1990 году после двух лет стагнации появились первые признаки спада производства. В промышленности выпуск продукции сократился на 1,2 процента, а продукция сельского хозяйства уменьшилась на 2,9 процента. Конечно, эти данные сегодня могут вызвать улыбку — мелочь по сравнению с тем, что произошло в 1991–1995 годах. Однако это был первый случай сокращения производства за весь послевоенный период.
Нарушение вертикальных и горизонтальных связей, перебои в поставках сырья, комплектующих, сокращение производства, остановка целых предприятий и т. д. — обо всем этом направлялись сообщения с прогнозами, в том числе и информация, полученная Комитетом за рубежом и подтверждающая движение нашей экономики к краху. Внутренняя и внешняя информация дополняла друг друга и делала ее еще более убедительной. Довольно точно предсказывались этапы кризиса, характер и масштабы обострения. Так что в происходящем сегодня нет чрезмерных неожиданностей и чего-то удивительного. Докладывались также важные, по мнению Комитета, соображения по предупреждению опасного развития событий.
В чем же обман? Где деза? Или за окном совсем другая картина, чем та, о которой сообщалось?
Повсеместно в стране усиливалась социальная напряженность. Она все шире охватывала рабочих, интеллигенцию, молодежь, значительную часть крестьянства. Опасно росла напряженность в армии, которую унижали, оскорбляли, пинали. Недовольство стало выливаться в острые проявления —
Так в чем же был обман, деза? Или социальной напряженности не было и нет сейчас?
В течение ряда лет шла настораживающая информация о процессах, назревавших в Союзе. Центробежные силы набирали скорость и силу, подхватывались то в одной, то в другой республике. Многие проблемы четко обозначились, и мимо них уже невозможно было проходить, хотя ситуация в целом могла еще быть спасена. Однако центр терял способность контролировать и управлять процессами, использовать настроения большинства населения страны, высказывавшегося в пользу сохранения Союза.
Возможно, итоги мартовского 1991 года референдума притупили бдительность, люди посчитали, что Союз защищен. Однако в жизни было далеко не так. Сепаратистские проявления вспыхнули с новой силой. Комитет информировал о разработке в некоторых союзных республиках планов по введению национальных валют, организации собственных таможенных служб, установлению постов на границах, созданию национальных гвардий, вооруженных сил. Может быть, и эта информация Комитета о смертельной угрозе Союзу оказалась обманом, дезой? Развал Союза стал фактом. Трагический ответ на этот вопрос дало развитие событий.
7 декабря 1991 года по радио впервые передали сообщение о том, что Горбачев уйдет в отставку, если произойдет развал Союза, он, мол, не хочет быть участником трагедии. Возникает вопрос, а разве до этого он присутствовал при укреплении Союза?
Комитет располагал всесторонней информацией о положении в бывших социалистических странах. Мало кто не понимал, что эти страны охватывает глубокий кризис. Росла социальная напряженность, недовольство активно подогревалось и принимало резкие формы. К сожалению, реакция тогдашнего руководства в этих странах была неадекватной происходившим событиям. Все спасались поодиночке.
Друзья в социалистических странах рассчитывали на нашу моральную, политическую поддержку, но ее не получали. В целом расстановка социальнополитических сил в этих странах была в пользу существовавшего тогда общественного строя. В одночасье все переменилось. Прекратили существование Организация Варшавского Договора, Совет Экономической Взаимопомощи.
Информация Комитета госбезопасности и здесь была упреждающей, достаточно всесторонней и глубокой. Она не была обманом, дезой!
И последнее. Комитет госбезопасности не организовывал никаких «событий» для давления на руководство страны. Комитет не прикладывал руку к организации забастовок, митингов, акций протеста, всякого рода собраний. Кстати, после августа, когда прежнего Комитета госбезопасности не стало, «события» в стране продолжались. Кто организовывал их тогда?
В средствах массовой информации много говорили о моем выступлении на закрытом заседании Верховного Совета СССР 17 июня 1991 года.
Действительно, необычное заседание, необычное выступление. Депутаты — члены Верховного Совета проявляли все больше беспокойства за положение дел в стране. Оно ухудшалось по всем направлениям: росла политическая нестабильность, экономические показатели становились все хуже и хуже, уровень жизни населения падал и, как следствие всего, опасно усиливалась социальная напряженность. От кого зависело исправление положения? Кто должен, кто обязан был предпринять необходимые меры? Эти вопросы ходили среди депутатского корпуса.