Личное оружие (сборник)
Шрифт:
В половине двенадцатого, позвонив дежурному и не получив никаких срочных заданий, он отправился к лесозаводу встречать Галю. Он боролся с собой, со своим непроходящим чувством к Зое Борисовой, старался прошлую дружескую привязанность к Гале, нарушенную размолвкой, опять воскресить, усилить до любви. Спешил быть логичным и честным. Язык скажет все, что подскажет сердце. Но, выходит, сердце-то не захотело почему-то, чтоб прежде предложения о замужестве было объяснение в любви! Не захотело… Чувство — вольное дело, и закон тут прям: есть — есть, нет — нет! Ну, а в нетерпеливом ожидании счастья и любви кто не путался, кто не торопился?
Обыкновенно Галя много
— Конечно, и оклад у тебя теперь будет повыше — это кстати. Могу тоже похвалиться определенно: меня ведь прочат в начальники смены — тоже прибавка. Как видишь, я не отстаю! Это к нам новый главный инженер пришел, молодой приятный мужчина. Не для ревности скажу, что мне он, кажется, симпатизирует: останавливается частенько, разговор затевает… Вот недавно намекнул на повышение. У нас теперь вообще большие перестановки — новая метла, как говорится. Это Соня, дурочка, она так и застрянет в мастерах, представь себе: пошла в декретный отпуск! Настоящая дурочка, я ей так и сказала. Ну зачем ей второй ребенок, если Степан к ней так относится? Я б на ее месте давно его выгнала! Не старуха еще, не уродина какая-нибудь — в жизни еще такой человек может встретиться!.. А форму свою ты теперь сдашь?
— Ну зачем? На днях я новую получу в ателье — сшили наконец.
— Это хорошо. Ты домой в форме приходи, ладно? Хозяйку мою это прямо гипнотизирует! Как только она поняла, что ты ухаживаешь за мной, — ни нотаций, ни буркотни, ключи от дома вернула, добренькой сделалась, прямо ужас! Представь, слышала даже, что грозилась пожаловаться на кого-то тебе через меня! Между прочим, предлагает в будущем занимать у ней те две дальние смежные комнатки… Что-то я говорю, говорю, а тебе, может, не интересно? А помнишь, ты говорил о том глазастом дядечке? Я видела его в городе два раза уже. Обернусь — идет следом и так смотрит, так смотрит! Прямо красный весь от волнения сделается, когда я остановлюсь и сама на него как гляну-гляну!
— Что ж ты мне сразу не сказала? Позвонила бы хоть, как я просил?
— А ты просил позвонить? Наверное, я подумала, что это не всерьез…
— Ну вот! Когда ты его видела в последний раз, в каком районе, как он был одет?
— Ты меня допрашиваешь? Но я не обязана следить за каждым, кому вздумается на меня посмотреть! Пусть смотрят, жалко, что ли.
— Галя! Ну разве о том речь? Куда он направился, тот сутулый, ты не заметила? Пойми: это важно.
— Не знаю, я говорю же, что не следила! И не сутулый он, одет прилично — скорей всего, что вы не того ищете. Вон одна моя приятельница рассказывала, что ее мужа ни за что милиция задержала, а потом в вытрезвителе ему деньги не все вернули…
— Дурочка!
— Как? Кто это дурочка?
— Твоя приятельница, кто же еще?! Вытрезвление тоже денег стоит.
— Ну, знаешь! Ты защищать защищай честь мундира, как говорится, но людей не оскорбляй. Будто святые там все у вас собрались, все честные!
— Все, кого я знаю! А ты вот никого, кроме меня, не знаешь и, повторяя такое за другими, меня первого и задеваешь.
— Вот сам и есть дурачок! Кто тебя-то имел в виду? Ну и обижайся себе на здоровье. О милиции можно еще и не такое услышать. Доказывать обратное я, кстати, не могу, потому что я не знаю ни работы твоей, ни товарищей твоих. Вот!
— Тут твоя правда, не стану возражать. Просто я возомнил, что мои убеждения — и твои тоже!
— Конечно! Я ничего от него не скрываю, стараюсь все-все высказать, а он или отмалчивается, или допрашивает про каких-то злодеев!.. Убеждения! Ты что, на самом
— При чем тут оружие? Оно такое же мое, как и твое, оно каждого, кто нуждается в защите своего достоинства и права, — просто носить это оружие доверено мне. А раз оно находится у меня, значит, на мне и лежит ответственность за жизнь и безопасность всех людей. И кто-то боится, понятно, кто-то следит…
XVIII
За ними и вправду следили сейчас из ночи, по крайней мере, две пары глаз.
Изучив давно маршрут Орешина с девушкой от лесозавода, Валька Гнилой задумал засаду, чтоб разоружить молодого милиционера и, отсидевшись в конторе горзеленхоза до начала движения пригородных автобусов, оставить город. Пусть живет пацан Ленька, урок страха не пройдет у него скоро, не забудется. Пусть непорочной девой остается Пампушечка — рок пощадил. Ощущая самого себя теперь тем Роком, Гнилой даже почувствовал в какой-то момент возвышающее покровительственное настроение по отношению к пощаженной. И подумалось тут же, что с Ленькой он зря поди переусердствовал, если хорошо разобраться… Но разбираться ему не хотелось, да и времени не было.
Как он сказал, этот мальчишка в милицейской форме, проходя только что мимо? «…Оружие, оно такое же мое, как и твое, оно каждого, кто нуждается в защите». Точно сказано! Как никто другой сейчас нуждается Валька в оружии. Это же только легко говорить, что терять больше нечего. Жизнь! Какая б она ни была, за свою он и десяток других не пожалеет! И пусть не вздумает сопротивляться этот скрипящий хромачами, затянутый в портупею, молодчик. У него-то в башке наверняка мнятся все десять собственных жизней, какие он может обещать налево и направо, подвергать риску по пустякам, — Гнилой все их порешит одним махом, если что. Для него все угрозы — прямые. И так вот чудятся какие-то взгляды из ночи, даже мурашки иной раз пробегают по коже, будто стоит он у последней стены под прицелом… Нервы. Деревья в саду безглазые, даже звезд на небе ни одной… Все будет просто: он выйдет, подойдет к милиционеру вплотную, сунет ему в живот ствол и заберет у него пистолет с запасной обоймой. Потом пристукнет, чтоб не помешал уйти…
Однако чем ближе был скрип сапог возвращавшегося с провожания участкового, тем меньше решимости оставалось у Гнилого, чтоб покинуть удобную засаду, выйти… Вот уже тот проходит мимо, оправляя гимнастерку, что-то грустное насвистывая. И в этот миг какая-то внушительная и совсем будто реальная сила возникает между закоренелым преступником и молодым милиционером — она притискивает, прижимает к месту одного, сковывает ему руки-ноги, защищает другого, сопровождает…
С промежутком в несколько секунд два торопливых пистолетных выстрела резко прозвучали сзади Николая Орешина — одна пуля свистнула у его головы, другая цокнулась о камень на дороге впереди, выбив искру, срикошетила — взвизгнула, зажужжала!
Он присел, неуклюже развернулся по направлению к стрелявшему, на руках сполз боком в придорожный кювет, как в окопчик, достал оружие и привел к бою.
— Товарищ участковый, Николай Трофимович! — услышал вдруг жаркий шепот почти рядом, от тополей возле дома. — Идите сюда, за дерево, у меня есть фонарик!
«А вот и Потапкин! Пересеклись пути — все правильно!» — пронеслось в уме Орешина — и пришло спокойствие.
Дальнейшие слова Ивана Осиповича его уже почти не удивили.
— От третьего дома стреляет — это тот, что от нас на барахолке утек. Он жил тут! Но чуток раньше туда и Ленька Дятлов прошмыгнул через дырку в заборе! Вот думаю: не с ружьем ли? Я сосчитал, что в руках у него была палка… И как не остановил?!