Личности в истории
Шрифт:
Хорхе Луис Борхес
Такому мироощущению во многом способствовало то, что на юного Хорхе с детства возлагали надежды как на писателя: в семье подразумевалось, что он должен осуществить то, что из-за слепоты не удалось его отцу. Отец Хорхе был юристом, преподавал психологию, увлекался философией. «Если бы меня спросили о главном событии в моей жизни, я бы назвал библиотеку моего отца», – скажет позже Борхес. Отец же дал юному Хорхе и первые уроки философии.
Большую роль в литературном будущем
Как говорит сам Борхес, он узнавал жизнь сначала из книг. Район, в котором он жил в детстве, был полон бандитов, или «компадритос», как их называли, однако юный Борхес и не подозревал об их существовании, живя в своем мире, который ограничивался двором собственного дома. Юноша по-настоящему увидел родной город только когда вернулся в 1921 г. из семилетнего путешествия по Европе, где его отец проходил курс лечения. Романтика жизни «компадритос», зажигательное танго на улицах Буэнос-Айреса, своеобразный колорит «аргентинских ковбоев» – гаучо – соединились в первом напечатанном сборнике стихотворений Борхеса «Страсть к Буэнос-Айресу» (1923).
Но со временем тематика его произведений изменилась, изменился и стиль. Борхес-писатель не появился на свет в готовом, завершенном виде. Долгие годы он искал совершенную форму и пришел в итоге к небольшим рассказам, которые старался писать очень просто, не вычурно, чтобы «облегчить работу читателю».
В рассказах Борхеса все чаще появляются любимые символы. Образ библиотеки стал, пожалуй, лейтмотивом всей жизни писателя. Девять лет он проработал служителем муниципальной, а затем 18 лет – директором Национальной Аргентинской библиотеки. В одном из своих самых известных произведений – «Вавилонская библиотека» – Борхес сравнивает Вселенную с книгохранилищем, которое состоит из большого (а возможно, бесконечного) количества галерей с книжными полками. Всем обитателям этой библиотеки известно, что существует одна-единственная книга, которая содержит краткое содержание всех остальных. Но еще никому не удавалось ее найти. Хотя у Борхеса закрадывается подозрение, что причина в том, что библиотекарь слеп…
Прототипом такого слепого библиотекаря из романа Умберто Эко «Имя розы» Борхес стал еще при жизни. Слепота, которая постепенно накрывала его и к 60 годам стала полной, была не меньшей трагедией в жизни писателя, чем глухота для Бетховена. Но трагедия эта для Борхеса имела скрытый символизм. Он как будто признал свое поражение в попытке постичь смысл Вселенной, но все же не переставал пробовать снова и снова.
Я – эти тени, что тасует случай,
А нарекает старая тоска. С их помощью, слепой, полуразбитый,
Я все точу несокрушимый стих,
Чтоб (как завещано) найти спасенье.
«Создатель»
Стремление найти себя настоящего, ответить на вопрос «Кто я?» не оставляло Борхеса – он искал свое настоящее лицо в бесконечном мире культуры. Перечень тем, которые он затрагивает в своих рассказах, эссе, поэзии, просто поражает: Борхес пишет о буддизме и каббале, апокрифических евангелиях и средневековых мистиках, китайской Книге перемен и истории ангелов. Глубина его познаний в истории литературы и философии удивительна. Его волнуют проблема времени, доказательства бытия Бога, парадоксы Зенона, всемирная
Все творчество Борхеса напоминает лабиринт – еще один из его любимых символов. Вымысел, алогичность, кажущаяся непонятность его рассказов действуют как дзен-буддийские притчи – выбивают из повседневности и заставляют задуматься о важных вопросах. Лабиринт произведений Борхеса приводит читателя к лабиринту своей собственной души. Тесей в рассказе «Дом Астерия», когда добирается до центра лабиринта, с удивлением узнает, что минотавр давно ждет его и мечтает, чтоб он его освободил.
В произведениях Борхеса редко встречается любовь, но часто – смерть. И он в этом ничуть не изменяет своему аргентинскому происхождению – ведь в смерти страсти не меньше, чем в любви. Смерть придает жизни ценность, а телесное бессмертие – не дар, а наказание богов. В этом убеждается герой рассказа «Бессмертный»: люди, которые живут на земле бесконечно долго, теряют способность к состраданию, становятся равнодушными ко всему и больше всего – к страданиям других. Они теряют память и вкус жизни. Каждый поступок смертного неповторим и необратим, человек смертный отвечает за него и за все его последствия. У «бессмертных» же, наоборот, все поступки однообразны – они уже были когда-то совершены в вечности и обязательно еще повторятся.
Борхес ищет другого бессмертия. Проблеск этого настоящего бессмертия мы чувствуем, например, в рассказе «Алеф», когда его герой созерцает одновременно всю Вселенную, и среди прочего – все зеркала планеты, ни одно из которых его не отображает… Зеркала часто встречаются на страницах рассказов Борхеса – они бесконечно умножают мир, создают его копии, копии копий, и так до бесконечности. За этой бесконечностью трудно разглядеть самого себя, найти себя настоящего. И вот это долгожданное мгновение – когда бесконечность собрана в одной точке, когда нет отражений, когда можно остановиться, ни о чем не думать и просто БЫТЬ. Это бессмертие не подвластно ни времени, ни пространству.
Герой другого рассказа, «Тайное чудо», в ночь перед расстрелом просит у Бога еще год, чтобы закончить свою драму. И в то самое мгновение, когда он уже должен умереть, все замирает. Минута превращается в год, Хладик заканчивает свою драму и только потом умирает. Эта вечная загадка времени всегда интересовала Борхеса: мы подвластны времени, текучи, и все же в нас есть нечто вечное, за что можно ухватиться и спастись.
Для Борхеса это спасение, конечно же, в творчестве: «Писатель – или любой человек – должен воспринимать случившееся с ним как орудие; все, что ни выпадает ему, может послужить его цели, и в случае с художником это еще ощутимее. Все, что ни происходит с ним: унижения, обиды, неудачи – все дается ему как глина, как материал для его искусства, который должен быть использован… Это дается нам, чтобы мы преобразились, чтобы из бедственных обстоятельств собственной жизни создали нечто вечное.» («Семь вечеров»).
Борхес никогда не искал славы, и она настигла его неожиданно. Начиная с 1940-х годов (ему было тогда сорок) его произведения начинают переводить на другие языки. В 1944 году он получает почетную премию Аргентинского общества писателей, в 1956-м – государственную премию по литературе. А начиная с 1960-х Борхес ежегодно путешествует по странам Европы, США и Латинской Америки с лекциям и выступлениями, получает невиданное количество всевозможных премий, избирается почетным доктором лучших университетов мира.