Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря
Шрифт:
– Черный флаг!
– В самом деле?
– Неужели не видишь?
– Да, черный флаг. Вот невиданное дело!
– Что бы он мог значить?
– Что-нибудь страшное, а что же еще?
– Это мы и без тебя знаем, да что именно? Вот в чем вопрос.
– Пожалуй, тот, кто несет его, знает поболее нашего. Так уж потерпи, покуда он дойдет.
Он и так бежит бегом. А кто же это? Один назвал одно имя, другой другое, но скоро все разглядели, что это был Этьен Роз, прозванный "Подсолнухом" за рыжие волосы и круглое рябое
– Стой тут и представляй Францию, а я покамест отдышусь. Нет у нее отныне другого знамени.
Наша болтовня мигом смолкла. Казалось, он объявил о чьей-то смерти. В наступившей тишине слышалось только частое дыхание гонца. Отдышавшись, он заговорил:
– К нам дошли черные вести. В Труа подписан договор с англичанами и бургундцами. Он связывает Францию по рукам и по ногам и выдает ее врагу. Все это натворил герцог Бургундский и эта дьяволица - наша королева. По этому договору Генрих Английский женится на принцессе Екатерине...
– Как? Дочь французских королей отдают за Азенкурского палача? Не может этого быть! Ты, верно, ослышался!
– Если ты и этому не веришь, Жак д'Арк, трудно тебе придется: ведь ты еще не знаешь самого худшего. Ребенок, рожденный от их брака - пускай даже дочь, - наследует оба престола - Англии и Франции, и оба остаются за его потомством навечно.
– Ну, тут уж явная ложь! Ведь это против нашего Салического закона[7], а значит, не может иметь силы, - сказал Эдмон Обри, прозванный "Паладином" за то, что постоянно хвастал своими будущими победами. Он хотел еще что-то сказать, но его голос потонул в общем шуме; все негодовали и говорили разом, и никто никого не слушал, пока Ометта не убедила нас помолчать:
– Нельзя же так! Дайте ему досказать. Вы недовольны его рассказом, потому что все это кажется ложью. Если это ложь, так надо бы радоваться. Продолжай, Этьен!
– Мне немного осталось добавить: наш король Карл Шестой будет царствовать до смерти, а после него Францией будет править Генрих Пятый, король Англии, пока его ребенок не подрастет настолько, чтобы...
– Он будет править нами? Палач? Ложь! Все ложь!
– закричал Паладин. А как же наш дофин? Что сказано о нем в договоре?
– Ничего. По договору он лишается престола и становится изгнанником.
Тут все разом закричали, что это ложь, и заговорили уже весело.
– Договор недействителен без подписи нашего короля, а он разве пойдет против собственного сына?
На это Подсолнух сказал:
– А как по-вашему, королева подписала бы договор во вред своему сыну? .
– Эта змея? Конечно. Про нее и говорить нечего От нее ничего другого ждать нельзя. Она по злобе своей пойдет
– А теперь дайте я еще спрошу. Наш король объявлен сумасшедшим, верно?
– Да, но народ только больше полюбил его за это Через свои страдания он стал нам ближе. Кого жалеешь, того любишь.
– Правильно, Жак д'Арк! Но что спросишь с безумного? Разве он знает, что делает? Нет. И разве трудно другим заставить его сделать что угодно? Очень легко. Он уже подписал, говорю вам.
– А кто его заставил?
– Это вы и сами знаете: королева.
Тут все снова зашумели и заговорили разом, осыпая королеву проклятиями. А Жак д'Арк сказал:
– Многие слухи оказывались ложными. А таких позорных и горьких вестей, таких обидных для Франции мы еще не слыхали. Значит, можно надеяться, что и это ложные слухи. Кто их принес?
У Жанны вся кровь отлила от лица: она боялась услышать ответ и чутьем уже угадывала его.
– Их принес кюре из Макси.
Все горестно ахнули. Мы знали его как человека надежного.
– А сам-то он верит им?
Мы ждали ответа с замирающим сердцем
– Да. И мало того. Он сказал, что наверняка знает, что это правда.
Некоторые из девочек заплакали, мальчики угрюмо смолкли. Лицо Жанны выражало тоску, какую мы видим в глазах подстреленной насмерть серны. Она страдает без жалоб; так и Жанна - не произнесла ни слова. Ее брат Жак нежно погладил ее по волосам, желая утешить, и она благодарно поцеловала ему руку, все так же молча. Но вот наконец мы опомнились, и мальчики заговорили. Ноэль Рэнгессон сказал:
– Когда же наконец мы будем взрослыми? Ох, как медленно мы растем! А Франция никогда еще так не нуждалась в солдатах, чтобы смыть наш позор.
– Несносный возраст!
– сказал Пьер Морель, прозванный "Кузнечиком" за выпуклые глаза.
– Нам еще ждать да ждать. Война идет уже сто лет, а мы всё не можем себя показать! Как мне не терпится стать солдатом!
– А я дольше ждать не буду, - сказал Паладин.
– И уж когда пойду, вы обо мне услышите, вот погодите! Есть такие, что при штурме крепости норовят оказаться позади, а я согласен быть только в первых рядах! Никого не пущу вперед себя, кроме командиров!
Даже девочки исполнились воинственного пыла, и Мари Дюпон сказала:
– Как я хотела бы быть мужчиной! Я бы сию минуту пошла воевать!
– И, гордая своей храбростью, она огляделась, ожидая похвал.
– Я тоже, - сказала Сесиль Летелье, раздувая ноздри, точно боевой конь, почуявший битву.
– Я ручаюсь, что не убежала бы с поля, хотя бы на меня шла вся Англия!
– Ха!
– сказал Паладин.
– Девчонки только и умеют, что хвастать, а больше ни на что не годны. Будь их хоть тысяча, а как повстречаются с отрядом солдат - сразу покажут пятки. Чего доброго и крошка Жанна захочет идти в солдаты?