Личный бумажный Демон
Шрифт:
– Забавно… зачем он это сделал?
– Кто теперь знает, но скандал был громкий, известно даже, что своё возмущение таким поступком выразил Достоевский. А самый большой взнос был сделан князем Васильчиковым, тем самым, который был секундантом на дуэли, он прислал банковский чек на 1000 руб.
– Надо же. Так зачем здесь эти пули и грифы по углам?
– Самое распространённая трактовка такая - грифы символизируют птиц-могильщиков, ожидающих свою добычу, а пули напоминают нам, что поэт погиб на дуэли.
– Мрачно.
– Идите
– Не знаю… На людей?
– Именно, отсюда, от обелиска, грифы вовсе и не грифы, а жандармы в шинелях, и надвинутых на глаза фуражках.
– Надо же – точно. И в каком году вы говорите, появилась эта ограда?
– В 1915-м.
– Ещё до революции… Смело. Получается, что архитекторы думали, что поэта убили по приказу царя?
– Да конечно, а по чьему же ещё?
– Да, конечно, - повторила Светлана интонацию фотографа, и огляделась вокруг. – Только вот дело в том, что никаких «конечно» не существует. Так же как это место не является местом дуэли, так же и причины убийства поэта, пока не известны.
– Пока? – фотограф уловил в интонации женщины, некоторый подтекст.
– Да, пока, - она посмотрела на него очень твёрдым взглядом, и опять резко сменила тему. – Спасибо за интересный рассказ, - достала крупную купюру из сумочки и протянула ему, - вам надо гидом работать, а не фотографом. А ещё лучше создайте своё туристическое агентство. Подумайте об этом.
И ушла, словно её и не было, а фотограф ещё долго стоял, обдумывая её слова. Почему-то они его задели. Вроде ничего такого не сказала, но очевидно, попала в какую-то очень важную точку у него внутри. То, что в своей жизни ему пора что-то менять, он и сам давно понимал. Нужен был только толчок к переменам и, похоже, он его получил…
Вечер этого же дня. Ирина
Ирина, посмотрела на часы – восемь вечера – «Всё надо заканчивать», - она сохранила файл и переслала его одному из своих сотрудников, с припиской «все документы нужны к пятнице».
После чего выключила компьютер, переодела туфли, заменив их на мягкие мокасины, выключила свет и вышла на улицу. Уже стемнело, она втянула вечерний воздух всей грудью, с удовольствием отмечая в нём запахи пряных южных растений, и заспешила домой, соображая, что там у неё в холодильнике и надо ли заходить в магазин. «Яйца, творог, молоко, сыр… вроде что-то осталось из этого», - успокоила она себя и решила, что можно не заходить. «Покормлю Роя, может быть даже, прогуляю его до сквера и обратно, и сразу спать. Завтра точно нельзя опаздывать». Тут она вспомнила про утреннее происшествие и то, что поселила неожиданную гостью в комнату на пару дней. – «Интересно устроилась уже? Только бы с дочерью не сцепилась. – Ирина поморщилась от воспоминания годичной давности, когда у неё
Первое что удивило её дома, это отсутствие Роя во дворике. Расстёгнутая цепочка валялась на асфальте рядом с будкой, там же стояло ведёрко с водой (В кои-то веки дала воды собаке. А может и гулять с ним пошла?). Второе удивление ожидало её в кухне, там что-то шкварчало на сковородках, и очень вкусно пахло. У Ирины заурчало в животе, и она поняла, что голодная. Утром ей не дал нормально позавтракать брат, а про обед, замотавшись с делами, она просто забыла. «Кто ж это готовит? Неужели Ася? Вряд ли… В гости что ли кого-то притащила?», - она остановилась перед кухней и стала прислушиваться.
– И что означает? – Спросил незнакомый женский голос.
– Это латынь. – Ответил голос дочери.
– Вижу слово медикал… Что-нибудь медицинское? А вот ещё и амор… Надеюсь не рецепт любовной микстуры? – голос был хрипловатый и чуть насмешливый.
«И Ася смолчит? Больше всего её бесит, когда над ней подсмеиваются, - напряглась в коридорчике Ирина»
– Надо же, почти угадали, - услышала она голос дочери, который не был ни агрессивным, ни обиженным, - «Amor non est medicabilis herbis» прочла её дочь что-то.
– Красиво и что означает?
– Любовь травами не лечится.
– О как мудро, - всё с той же приятной хрипотцой произнёс насмешливый голос, - а чем же она лечится? Алкоголем?
– Нет, не помогает.
– Точно, наоборот хуже становится. Помогают две вещи.
– Какие?
– Время, и другая любовь.
– Есть ещё третье средство.
– Какое же?
– Не важно. Вы всё над моими татушками смеётесь, а у вас что-то есть?
– Я не люблю татуировки, ни на себе, ни на других.
– Иголок боитесь?
– Нет, просто иногда на пляже я вижу, как они расползаются со временем, почему-то старые немки топлесс особенно страдают этим, так что себе не буду делать никогда. Но одна у меня всё-таки есть.
– Покажите.
– Угадаешь что?
– Череп?
– Ха, ну почти. Ладно покажу.
Ирина услышала шуршание одежды.
– Ого, и что это?
– А на что похоже?
– Какой-то африканский орнамент?
– Да верно, молодец. Это татуировка нильского крокодила, в исполнении шамана племени пхуту.
– Где же вы его нашли?
– Кого, крокодила или шамана?
– Шамана, а что крокодил тоже был? Это с натуры рисунок?
– И шаман был, и крокодил был. Эту татуировку они сделали мне в качестве благодарности, за то, что я спасла их деревню, и что я, по их мнению, великий охотник. Пхуту племя земледельцев, рядом с ними живут тутси они скотоводы, и пигмеи они охотники.
– Пигмеи? Это такие маленькие люди?
– Они самые.
– Вы их видели?
– Да, конечно, и охотилась с ними. Они очень смелые, не бояться выходить на слона с одними копьями.