Личный демон. Книга 3
Шрифт:
— А беззде… безде… без сделки ты не можешь? — наконец отверзает уста Цапфуэль.
— Ннэ, — мотает головой Агриэль. Тянется мхатовская пауза.
— А-а-а-ана мня уб… йот, — икает ангел.
— Ннэ, — глубокомысленно замечает дьявол.
— Он-н-на нипра… не простит… — вздыхает Уриил.
— М-м-м? — Велиар делает что-то такое лицом, долженствующее изображать сомнение.
— М-м-м! — усиленно кивает Цапфуэль. — И папа… тоже нипра-а-а…
— К хренам папу! — неожиданно четко выговаривает дух разврата и делает попытку утопиться в кружке. Ангел подавляет суицидальную попытку в зародыше и продолжает
— Па-п-п-па-а Лу-у-у-у… Лю-у-у-у… ц-ц-ц… — и сбивается на свист и цоканье.
— Лю-ци-фе-ра, — поучительно произносит Белиал.
— Его! — энергично поддакивает ангел. — Не. Простил. И меня — не. Не. Простит.
— А зто у тбя бдет Эби, — бормочет второй князь ада с отвращением на лице. — У тбя бдет, а у мня нт.
— Мы бу-у-удем тебя-а-а навеща-а-ать… — почти напевает Уриил. — И ты на-а-ас. И Лю-у-у-у…
Вот тут до Кати доходит. Это заговор. Ангел луны должен пойти против воли предвечного отца, равнодушного, но ревнивого бога. С его-то небезупречным прошлым… Цапфуэль рискует быть проклятым. Второй раз его вряд ли простят. Люцифера не простили и в первый. За риск платит Велиар: отдает Уриилу то, о чем ангел мечтает четвертое столетие — свою дочь, бездушного нефилима Абигаэль. Если Эби, в чьем сердце нет ни искры любви (а значит, ей все равно, с кем быть), подчинится папенькиной воле, Уриил получит свою дозу любовных переживаний. Как же ему, наверное, охота вмазаться, если он готов нарушить волю всевышнего…
Узнать бы, на что дьявол подбивает ангела. Жаль, что только в шпионских романах разговоры такого рода удается прослушать от начала и до конца, во вразумительном исполнении, с пояснениями для особо тупых свидетелей. Здесь Катерине больше ничего не светит: заговорщики погружаются в бездну молчания и в медитацию на жалкие островки пены, качающиеся на пивных волнах. Ладно, пусть косеют дальше. Посмотрим, куда тебя ведет нутро, Саграда, ведет буквально, до спазм в животе.
Назад, в тоннели, проеденные то ли лавой, то ли телами Ехидны и Тифона, [67] когда-то свивших здесь семейное гнездышко. До сих пор по коридорам, входящим, точно кровеносные сосуды, в огненное сердце земли, мечется эхо дракайны: так она стонала во время совокупления с собственным братом, так выла, производя на свет очередное чудовище, так вгрызалась в плоть загнанных ею жертв…
67
В древнегреческой мифологии Ехидна — гигантская полуженщина-полузмея (дракайна), Тифон — исполин, порождение огненных сил земли, муж и брат Ехидны. Эта пара произвела на свет двуглавого пса Орфа, трехглавого Кербера, Лернейскую гидру, Немейского льва, Химеру, Сфинкса, Колхидского Дракона и орла Зевса, клевавшего печень Прометея — прим. авт.
У Ехидны знакомый тембр. Катерина идет на ее голос, на ее зов.
— Ой, мамочка! Мама!
— Чш-ш-ш-ш, ти-и-ише-е-е..
— А-а-а! А. А. А.
Постой-ка ты за дверью, мамочка. А лучше уйди. Не видишь — твои дети заняты. Тем же, чем Тифон с Ехидной. Готовят чудовищный сюрприз несчастному миру.
Будь она среди живых, Катя нипочем бы не открыла
— Что затеяли Велиар и Уриил? Я знаю, что вы знаете!
Главное, все высказать с порога. И смотреть при этом не ниже потолочной лепнины. Даже на люстру не смотреть, потому что на люстре явно что-то болтается. Материнскому глазу совершенно незачем определять, что именно.
— Мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем, — язвит ее зять… и сын. Переводя дыхание и утирая пот с лица подушкой в подозрительных пятнах. — Нет, я понимаю, для тещи западло проявлять вежливость, но можно хотя бы без таких обломов? Дядюшки подождут. Им не впервой.
— Когда вы натрахаетесь, — нарочито грубо произносит Катерина, — будет поздно. Эти двое что-то мутят. И это что-то может повредить Люциферу.
— А ты хочешь, чтобы оно ему повредило? — из-за плеча мужа спрашивает Денница-младшая. Кажется, при этом она обнимает Мурмура ногами и руками — вылитый осьминог. Адский вампир, [68] тварь из бездны.
— Что значит — хочу, чтоб повредило? — Саграде кажется, она слышит, как хлопают ее ресницы.
68
Небольшой головоногий моллюск, единственный известный науке, способный жить на глубинах 400–1000 метров, в зоне с минимальным количеством кислорода — прим. авт.
— Мама, ма-а-ама, — тянет Дэнни, ее Дэнни, младшая из Исполнителей желаний, достойная дочь своего отца. — Знаешь же, на меня твой дар лжи не действует. Хочешь, чтобы отец оказался в опасности и ты его спасла? Говори, хочешь?
И Катерина говорит. Как есть. Без утайки.
Мурмур оборачивается к жене и посмеиваясь, заявляет:
— Все равно в аду горим, любимая, так почему бы не развлечься немного?
В ответ Денница целует его в уголок рта и подмигивает матери: почему нет? Развлечемся.
— Не стоит, — слышится голос из-за катиной спины. Голос сухой, колкий, смертельно ядовитый — словно толченого стекла в соль подсыпали. — Не стоит развлекаться с ангелами. Убьют.
Саграда оборачивается, уже зная, кого увидит.
Перед нею в позе дешевой проститутки, прислонившись к косяку, уперев в стену ногу, согнутую под острым, вызывающе профессиональным углом, стоит Абигаэль. Главная ставка в игре, цена ангельского предательства. Стоит и не спеша прикуривает сигару. От собственной руки.
Длинная бурая торпеда торчит между ее губ, будто пенис мулата. Из сведенных, точно для щелчка, пальцев вырывается язык огня, плоть просвечивает в огне благородной шпинелью. Эби с наслаждением затягивается, подмигивает Кате с тем же самым выражением, что за несколько секунд до того — Дэнни. Приобнимает за плечи и уводит, уводит из собственной комнаты Саграды, которая больше Саграде не принадлежит.
Потому что преисподняя твоя, царица. А значит, не удастся отсидеться в уютной мансарде со скошенным потолком и балконом на вечно солнечную сторону. В спальне Священной Шлюхи, не подобающей Законной Супруге.