Личный досмотр. Черная моль

Адамов Аркадий Григорьевич

И вообще все сейчас в Бресте казалось Андрею совсем не таким, как в первые дни. Просто удивительно, как собственное душевное состояние окрашивает весь окружающий тебя мир!

…В купе все спали. Под потолком светила синяя ночная лампочка. Она погасла только на рассвете.

Точно по расписанию поезд подошел к перрону Брестского вокзала.

Андрей вошел в свою пустую, но тщательно прибранную квартиру и удивленно огляделся. Ключи он оставил Жгутиным, но ему казалось, что Светлана только что вышла отсюда: свежая скатерть и незнакомая

вазочка на столе, на окне — совсем недавно политые цветы и десятки других, милых и добрых примет.

Он еще не успел разложить вещи и помыться, как зазвонил телефон. И радостный голос Светланы:

— Андрюша, здравствуй! С приездом. Скорей иди к нам завтракать.

— Откуда вы знаете, что я приехал? — удивился Андрей.

— Как «откуда»? А телеграмма?

— Какая телеграмма? А, хитрец! — Андрей, сразу догадавшись, рассмеялся. — Так он дал вам телеграмму?

— Кто? Я ничего не понимаю.

— Ржавин, кто же еще.

— Ой, какой умница! Ну, иди же скорей. Папа сердится.

— Иду, иду…

За завтраком Федор Александрович хмурился, потом, как бы между делом, сказал, что сегодня он и Филин уезжают в Москву.

— Для доклада. Есть, видите ли, сигналы какие-то! Знаю я этих сигнальщиков! Встречал на своем веку. И не одного. Опыт имеется.

Тут только понял Андрей, почему Жгутин так разозлен, почему исчезли куда-то его обычная мягкость и жизнерадостность.

— Это хорошо, что вызывают. А не то я бы сам потребовал! Надо с этим кончать раз и навсегда. Решительно, черт побери! — гневным тоном продолжал Федор Александрович.

На работу Андрей пошел один. Жгутин готовился к отъезду.

Когда Андрей шел по мосту над железнодорожными путями, поеживаясь от пронзительного ветра, обжигавшего лицо, он услышал позади себя торопливый возглас:

— Шмелев!.. Стой!..

Андрей обернулся. Ну, конечно! По мосту к нему бежал Валька Дубинин. Круглое, покрасневшее от ветра лицо его с кнопкой-носом, словно вдавленным между литыми буграми щек, улыбалось, как всегда, широко, но со скрытым лукавством. Казалось, Валька вот-вот скажет что-то ехидное и дерзкое. Но он, задыхаясь, только обрадованно спросил:

— Приехал? Ну, чего хорошего?

— Ничего хорошего.

Андрей, находившийся под впечатлением слов Жгутина, все еще полный досады за него, рассказал Вальке о том, что он узнал за завтраком.

Валька гневно слушал, щеки его пылали. Наконец он не выдержал.

— И мы это так оставим, да?! Мы ведь тоже знаем, откуда идут эти так называемые сигналы! — Валька просто захлебывался в словах. — Филин думает, что живет при старых порядках!

Они уже подошли к вокзалу, и разговор сам собой прекратился.

Надя вернулась с работы усталая и издерганная. «Провались совсем эта жизнь, — с раздражением думала она, — никаких нервов на нее не хватит». Скинув пальто, она прошла в комнату и опустилась на кушетку. Некоторое время Надя сидела на самом краешке, сгорбившись,

зажав ладони между колен, не в силах ни лечь, ни встать и разогреть обед. На красивом лице ее вдруг явственно проступили морщинки, под глазами и в уголках рта.

Сегодня у Нади был трудный день. Единственная постоянная ее клиентка, одно время работавшая администратором гостиницы, прибежала в слезах и сказала, что больше она покупать у Нади «частным образом» ничего не будет. Обо всем узнал муж и такое ей наговорил, что она не спала всю ночь. Как будто она собиралась позорить семью, позорить Брест! Но если, муж так считает, то она не будет. Нет, нет! Она, дура, его почему-то любит. И опять пошли слезы.

Надя вздохнула. А кого любит она? И кто ее любит? Да, единственный человек, который любил ее по-настоящему, это был Платон, ее муж, которого она прогнала еще тогда, в Москве. Она считала его слизняком, он не помогал ей добывать деньги, просто не умел и… и не хотел. Собственно говоря, почему он слизняк? Вот не хотел и не помогал, и она ничего не могла с ним поделать. И потом, когда ее арестовали, он все рассказал, что знал. А ведь любил ее. Значит, не просто ему это было. Эх, Платоша, Платоша, где-то ты сейчас, с кем?..

А вот она по-прежнему одна, ее никто не ждет дома.

Надя снова вздохнула и, потянувшись, встала. Надо было все-таки поесть.

В этот момент в передней раздался звонок. Надя насторожилась. Кто бы это мог быть? Сейчас она никого не ждала. А вечером должен был прийти Семен. Но это вечером…

В передней снова прозвенел звонок.

Сейчас, сейчас… Надя почувствовала внезапный холодок в груди. О, господи! Сколько нервов стоят такие звонки, будь они неладны!

Надя подошла к двери и прислушалась. За дверью кто-то негромко кашлянул, переступил с ноги на ногу, проворчал что-то. Кажется, это была женщина.

Решившись, Надя щелкнула замками, и дверь открылась. На пороге стояла Полина Борисовна Клепикова, маленькая, сутулая, вся в черном.

— Ты что, милая, оглохла? — проворчала она. — Али мужика прячешь?

— Что вы говорите, Полина Борисовна! — досадливо ответила Надя, уже сердясь на себя за испуг.

Клепикова прошла в комнату, подозрительно огляделась, потом скромненько села в самом углу, расправив складки на коленях.

— А я уж думаю, не заболела ли, — равнодушным тоном сказала она. — Признаков не подаешь.

— Нету их, признаков, вот и не подаю.

— Али случилось что? — Клепикова бросила на Надю остренький взгляд.

Надя в это время накрывала на стол, вынимала посуду из буфета.

— Ничего не случилось. Пообедаете со мной?

— Можно и пообедать. Из Москвы-то что слышно?

— Ничего не слышно.

— Артур-то молчит?

— Молчит.

— И этот… как его?.. Евгений-то Иванович тоже молчит?

— Тоже молчит.

Клепикова некоторое время задумчиво жевала губами, следя, как суетится Надя, потом сказала: