Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945
Шрифт:
Германский фоэн
Пока Рейхспалац находился на реконструкции, Гинденбург использовал в качестве своей резиденции рейхсканцелярию, а Гитлер жил в отеле «Кайзерхоф», где также остановился и я. Однажды вечером, когда я сидел вместе с ним в его комнате, раздался стук в дверь. Вошел Ханфштангель и сказал Гитлеру, что только что закончил свой марш «Германский фоэн» и хочет его сыграть. Гитлер пригласил послушать и меня. Мы вошли в комнату Ханфштангеля, где стояло громадное пианино. Гитлер сел в углу, прислонившись спиной к пианино. Ханфштангель сыграл марш, который показался мне довольно необычным (Ханфштангель прожил много времени за пределами страны). Гитлер попросил его сыграть марш еще раз. Затем он сел рядом с Ханфштангелем и с помощью свиста исполнил для него весь марш от начала до конца. Он останавливался в отдельных местах, чтобы обратить внимание композитора на отрывки, которые, по его мнению, нужно было изменить. Я не лишен музыкального слуха. Я люблю музыку и всегда испытывал
Гитлер и Муссолини встречаются в Венеции
18 апреля 1933 года в Венеции состоялась первая официальная встреча между Гитлером и Муссолини. Мы летели над Альпами при ясной погоде. Для Гитлера, точно так же, как и ранее для Геринга, это был первый полет над Альпами. Все увиденное произвело на него глубокое впечатление. Мы планировали приземлиться в Венеции в полдень. Но оказались уже почти на месте в 11.55. Гитлер решил: «Мы подождем немного и приземлимся ровно в двенадцать часов дня!» – хотя Муссолини уже было видно в толпе встречающих, собравшихся в аэропорту. Мы кружили над Венецией в течение пяти минут. Гитлер дал понять, что вид волшебного города произвел на него большое впечатление. Приветствия между ним и Муссолини казались исполненными искренней теплоты. Последний поднялся на борт самолета, он хотел ознакомиться с ним как можно подробнее, так как ранее много слышал о Ju-52. Я провел для него очень подробную экскурсию. Он был очень заинтересован и, будучи сам летчиком, неплохо разбирался в таких вещах. Позднее мне приходилось неоднократно с ним летать, и, как выяснилось, он был лихим пилотом.
Переговоры проходили в замке, расположенном в окрестностях Венеции. В них также принимали участие итальянский министр иностранных дел и его германский коллега фон Нейрат. Мы стояли в стороне, на расстоянии 100 метров. Мы могли видеть, что от сердечных приветствий мало что осталось. Конечно, мы не могли ничего слышать, но было заметно, что партнеры по переговорам выглядят разочарованными и злыми. Как Гитлер, так и Муссолини по нескольку раз топали ногами по земле и оживленно жестикулировали. Главным предметом переговоров был австрийский вопрос. Муссолини придерживался иной позиции, нежели Гитлер, и не мог согласиться с тем, что австрийским национал-социалистам надо дать полную свободу действий. Напротив, в тот момент он поддерживал действующее австрийское правительство, боровшееся с ними. Наши наблюдения лишили нас иллюзий, что стороны придут к взаимному согласию. И в самом деле, переговоры продолжались несколько часов, но во время обратного полета в Германию Гитлер не обмолвился о них и словом, ничего не рассказывал он о них и позднее. На протяжении почти всего полета он стоял рядом со мной, глядя задумчиво на постоянно изменяющийся волшебный мир Альп.
В окрестностях Оберзальцберга все еще не было подходящего аэропорта для нашего Ju-52 (официально он назывался «Бёльке D-2201T»). Когда Гитлер вернулся в Мюнхен, он вызвал меня в Коричневый дом и объявил, что в ближайшее время мы перестанем зависеть от аэродрома в Зальцбурге, который находился на австрийской территории и по этой причине не совсем для нас подходил. Я должен найти подходящее место для аэродрома в окрестностях Берхтесгадена. Майор Гайлер и я сообща определяли с воздуха места, казавшиеся подходящими для этой цели, и наносили их на карту. Затем мы посещали эти же места уже на машине. Часть лужаек забраковали, поскольку, как это часто бывает в гористой местности, почва там была слишком вязкой. Неподалеку от аэропорта Зальцбурга мы нашли земли, на первый взгляд казавшиеся подходящими для этой цели. Мэр Райхенхалля определенно хотел «пригвоздить» нас к этому месту, но оно оказалось совершенно непригодным, поскольку поле имело всего 600 метров в длину и 100 метров в ширину. Мы проинформировали Гитлера, который немедленно дал разрешение на его расширение и сообщил обо всем в министерство авиации. Наш аэродром располагался в 11 километрах к северо-западу от Рейхенхалля и всего лишь в 2 километрах от летного поля Зальцбурга. Там были построены ангары для трех Ju-52 и возведено здание таможни. До 1938 года, пока аэропорт в Зальцбурге снова не стал нам доступен, мы пользовались этим летным полем общей площадью всего 800 квадратных метров. Впоследствии военно-воздушные силы использовали его для тренировки летчиков, которым предстояло действовать в условиях гористой местности.
Хофер – украшение партийного праздника 1933 года
Партийный праздник 1933 года был отмечен чрезвычайным происшествием. Гитлер летал каждый вечер из Нюрнберга в Байройт, откуда его доставляли машиной в отель «Бубе» в Бернеке, где он мог готовиться в тишине и покое к выступлению следующего дня. Однажды я рассказал Гитлеру, что прочитал сообщение в нюрнбергских газетах, утверждавших, что Хофер, руководитель национал-социалистов из Тироля, сбежал из тюрьмы. Несмотря на то что он был ранен, ему удалось перебраться через государственную границу. В настоящее время он лежит в госпитале в Бриксене. Я предложил забрать его оттуда и переправить на самолете в Нюрнберг. Гитлер решил, что это прекрасная идея. Он вызвал своего адъютанта Брукнера и приказал ему связаться с австрийским представителем
На следующий день я доставил Гитлера в Нюрнберг, а затем полетел в Боцен. Гитлер проинформировал Хабихта, что он должен делать, и дал ему специальные инструкции на тот случай, если итальянские власти будут чинить нам препятствия. Мы прибыли в Боцен примерно в одиннадцать часов утра. Оттуда мы известили госпиталь в Бриксене. Хофер прибыл в Боцен на машине «Скорой помощи» в двенадцать часов дня, вместе с ним были его родители и дочь. Мы убрали несколько сидений в салоне самолета, чтобы освободить место для носилок. Я хотел подняться в воздух в 12.30, чтобы прибыть в Нюрнберг в три часа дня. Во время прохождения контроля служащий компании «Авио-Линес» взял наш летный журнал и пообещал, что мы быстро получим разрешение на вылет. Разрешение на самом деле мы получили довольно быстро, но затем появился комендант аэропорта, который сообщил мне, что я не могу лететь, поскольку из Бреннера получен крайне неблагоприятный прогноз погоды. Я объяснил ему, что только что прибыл оттуда и прекрасно знаю, какая там погода. Офицер сослался на имевшиеся у него инструкции. Я прождал час, а затем снова потребовал разрешения на вылет. Таинственное пожимание плечами стало мне ответом. Комендант кушает в это время! Это означало, что я должен ждать дальше и запастись терпением.
Я подозревал, что истинной причиной всего происходящего был отнюдь не прогноз погоды. Скорее всего, дело в моем пассажире Хофере. Герр Хабихт тщетно пытался вести переговоры с префектом Бриксена. Поскольку я был знаком с господами из германского посольства, я позвонил туда. Мне ответили, что ответственный представитель пытается получить для меня разрешение на вылет, но пока нет никаких результатов. Через два часа, когда я уже хотел подняться в воздух без всякого прогноза погоды, представитель таможенной службы отказался нас выпускать. Поскольку мы выполняли не регулярный рейс по расписанию, он хотел, чтобы мы переговорили с его начальником. Мои ссылки на то, что наши бумаги в полном порядке, а самолет является собственностью «Люфтханзы», которая заключила договор с итальянским правительством, отвергли, ссылаясь на некие «инструкции». Поиски начальника таможни продолжались несколько часов, но его якобы так и не смогли найти. Теперь на сцене появились представители иммиграционной службы и объявили, что у нашего пассажира нет паспорта. Тогда же одному из них пришла в голову мысль проверить паспорта и у всех членов экипажа. Цинтль, мой бортинженер, отправился перекусить, а мой паспорт находился в багажном отделении, ключ от которого был только у Цинтля. Короче говоря, еще одна неприятная сцена, результатом которой стала задержка вылета еще на несколько часов.
В конце концов пришел комендант и объявил, что он является ответственным лицом и что если бы я сразу обратился к нему, то не ждал бы сейчас разрешения на вылет. Это было уж слишком! Я страшно разозлился и указал ему, что вплоть до сегодняшнего дня не было принято извещать военного коменданта о своем прибытии. Синьор Каноньеро, директор «Авио-Линес», в моем присутствии протестовал против превышения комендантом его полномочий. Когда я снова затребовал разрешения на вылет, указывая на то, что у нас на борту находится раненый, который изнывает в духоте пассажирского салона, он только пожал плечами. Мы продолжали ждать!
Тем временем Хофер поведал мне свою историю. Он сидел в тюрьме в Инсбруке, когда там неожиданно появились три товарища по партии. Перед этим они связали охранников и сунули каждому из них в рот кляп, после чего отобрали у них ключи от его камеры. Перед тюрьмой его поджидал автомобиль, доставивший его к границе. Он добрался до окрестностей Штайнаха в Бреннерской долине. Когда его побег из тюрьмы обнаружили, полиция организовала погоню. Полицейские открыли огонь по машине. Хофер выпрыгнул из нее и бросился бежать в сторону итальянской границы. Множество полицейских «бросили» на то, чтобы поймать беглеца до того, как он доберется до границы, и это им почти удалось. Тем не менее он смог спрятаться в рощице карликовых сосен, росшей возле границы. Несколько раз преследователи проходили совсем рядом с его укрытием. Когда Хофер решил, что полицейские прекратили поиски, он продолжил свой путь. Но те заметили его и открыли огонь. Одна из пуль попала ему в колено и сбила с ног, но он все-таки смог доползти до границы. Австрийцы потребовали его выдачи, но итальянцы отказались и поместили раненого в госпиталь в Бриксене.
Наконец, около шести вечера из германского посольства пришло уведомление: итальянское правительство заверило, что нам будет дано разрешение на вылет. Через десять минут комендант аэропорта в Боцене подбежал к нам и сообщил, что вылет разрешен. Полковник, который, как и большинство людей, с которыми нам приходилось иметь дело, пытался скрыть свои истинные намерения за многочисленными извинениями, теперь старался представить все случившееся в наиболее благоприятном для себя свете. Он даже предложил нам остаться на ночь, поскольку уже сгустилась тьма, но я торопился и к тому же не имел ни малейшего желания далее оставаться в этой стране споров относительно сфер ответственности и бюрократической волокиты. Я ответил со смехом: «Не бойтесь! Я знаю маршрут над этой частью страны очень хорошо и не боюсь ночных полетов!» Итак, летный журнал был мне возвращен, и мы наконец поднялись в воздух.