Личный секретарь младшего принца
Шрифт:
Все всё понимали, и все были довольны. И эта система прекрасно себя оправдывала и на нем, и на его братьях, и на десятках молодых, горячих сеньоров, позволяя леодийской знати не скатиться в пучину бурного разврата, царящего при дворе короля Блансии, или дойти до откровенной продажи женских ласк в веселых домах, как в сытом герцогстве Дирлиндском. А бесприданницам, не обладающим никакими особыми способностями или редкой красотой, получить обеспеченную жизнь и достойного мужа.
Но вот теперь в его жизни все вдруг разладилось, и виной всему он сам. Вот зачем он поторопился, пошел на поводу
Кандирд сердито стукнул кулаком по подлокотнику и зло сморщился, удар отозвался тянущей болью в заживающем боку.
— Вот ты где, — весело произнес за спиной голос Бенгальда, и старший брат вошел в оружейную комнату. Прошагал к стоящему у окна столу, на котором сиротливо стыл завтрак, сел напротив Кандирда, пристально присмотрелся к его лицу. — Что случилось?
— Я болван.
— Поздравляю. Наконец-то дошло.
— Ты думаешь, что меня задевает твоя язвительность?
— А я не язвлю, а констатирую факт, — спокойно пододвигая к себе чистую тарелку и начиная складывать на нее все то, что удостоилось его высочайшего внимания, отозвался тот.
Младший только едко фыркнул и отвернулся к окну. Теперь он начинал понимать, почему Бенг, с тех пор как провел в своем замке реформу, напрочь отказался от законной фаворитки. Предпочитая тайком встречаться с одной из бывших осведомительниц, имя которой держал ото всех в строжайшей тайне.
— Так что у тебя произошло? — не выдержал старший мрачной физиономии младшего. — Сеньора Анирия устроила скандал?
— Хуже.
— Сцену ревности?
— Еще хуже.
— Сдаюсь. Никогда не видел от женщин ничего хуже, чем сцены ревности.
— А сцену нежной любви с жалобами на разрывающееся в разлуке сердце ты видел? — желчно фыркнул Кандирд. — Когда чувствуешь себя виноватым даже в том, что вчера шел дождь?!
— Ты прав. Это еще хуже. И что она из тебя таким маневром выдавила?
— Откуда ты знаешь? Впрочем, я же сказал, что болван. До меня все доходит с запозданием. Конечно, выдавила… невероятным количеством слез и упреков. Обещание взять ее в поездку.
— Но ведь ты не сможешь взять ее к эльфам?!
— Она согласна ждать в приграничном городке вместе с остальным отрядом.
— Ты точно болван.
— А разве я сказал что-то другое? Я чувствовал себя виноватым… она ждала, переживала… а у меня при одном взгляде на нее даже зубы заныли. И это через несколько дней после церемонии! Ну и не смог отказать… она же ни в чем не виновата.
— Ты будешь сильно жалеть.
— Да я уже сильно жалею! Настолько сильно, что готов на любые отступные! Но она же ничего слышать теперь не хочет! Поет и прыгает, вещи собирает. Что мне делать?
— А что ты теперь можешь сделать? Попросить Бунзона дать ей перед отъездом слабительное или снотворное сочтешь ниже своего достоинства, уговорить себя, судя по всему, она не позволит. Так что пусть едет… но при первой попытке показать характер — отправляй назад, иначе проклянешь тот миг, когда проявил слабость.
— О, я его уже сто раз проклял!
Обойдя
И села за стол, ожидать прихода служанки.
После недавнего срыва девушка снова крепко взяла себя в руки, твердя, как заклинание, давно и прочно заученные фразы: «Только ты сама сможешь себе помочь. Нужно лишь быть сильной и не допускать в душу никаких посторонних чувств. Там должна царить лишь неуклонная воля и целеустремленность, все остальное может только помешать».
— Доброе утро! — Млата, проворно скользнувшая в дверь с подносом в руках, искоса внимательно рассматривала сеньориту: знает или нет?
Если судить по припухшим глазам, может, и знает, а если по тому, что еще очень рано и сеньорита никуда из приемной не выходила, может и не знать, а слезы совершенно по другой причине.
— Доброе утро, Млата, — ровным тоном поздоровалась Иллира, ей и без слов было понятно, что девушка не может быть не в курсе будоражащих прислугу сплетней, — что у вас тут новенького, рассказывай.
— Да так… — замялась девушка. — А вы хорошо отдохнули на новом месте?
— Да, спасибо. Кстати, принеси мне серебряную миску побольше, он еще подрос… тот шар. Предупреждаю, никому нельзя говорить про него ни слова… как его высочество проснется, придется объяснять ему… — она нарочито всхлипнула и поднесла к глазам платочек. — Но пока молчи.
— А его высочество уже проснулся, — обрадовалась девушка возможности отвечать на вопросы, не боясь ляпнуть что-нибудь нежелательное, — и сеньора тоже. Собирается ехать в Бредвил, за одеждой. Его высочество берет ее в новую поездку.
Илли только плечами пожала — берет, так берет. Лично для нее даже лучше, не будут досужие языки связывать ее имя с именем принца. Плохо только, если им придется ехать в одной карете. Единственный, на взгляд Иллиры, недостаток Анирии, о котором она благоразумно умолчала, нахваливая кандидатку его высочеству, это ее капризность. Или это даже не настолько капризность, сколько желание показать остальным, какая она по сравнению с ними изнеженная. Ее частые жалобы на духоту, на тряску, на жесткие постели и многое другое порядком надоели остальным за время путешествия, но то, что непростительно бедной бесприданнице, вполне по статусу фаворитке принца.
— А еще она берет с собой Рину, свою камеристку. Хотела взять двоих служанок, но его высочество запретил. Сказал, что и так придется брать вторую карету, в случае дождя все в одной не уместятся.
Это была хорошая новость, и Иллира, сделав в уме нехитрые расчеты, сообразила, что даже в случае, если во время дождя все знатные сеньоры спрячутся в каретах, там вполне останется место для еще одной девушки.
— Я тоже беру с собой служанку, — небрежно пожала плечами сеньорита. — Вот только думаю, кого взять? Ведь у тебя нет… важной причины, чтоб остаться тут?