Личный убийца

Приходько Олег Игоревич

Фрол даже удивился, что не сообразил сделать этого раньше. Можно было давно подбросить эту идею сестре. Если даже ребята не смогут к нему пробиться, она расскажет им…

Идея принесла успокоение. Фрол стал фантазировать, как выйдет на свободу, где уже, должно быть, вовсю буйствует весна, как получит наконец бандероль…

— Какую бандероль, Фрол? — ласковым шепотом спросила Луна.

…получит бандероль с сигаретами и напечатает фотографии…

— Фотографии? — улыбнулась Луна. — А где ты снимал? Это те, что на даче у Рудинских?

…фотографии…

они обязательно получатся. Лица… того, в тельнике… и головореза с хищным таким оскалом… и со шрамом… мотоциклы в грязи… номер… на одном есть номер… а тягач — он особенный, его легко будет найти…

— А где все это хранится? — погладила его по волосам Луна тонким нежным лучом.

…я никому не скажу. На почте. На почте… бандероль…

— На какой почте, Фрол?

…Проспект Мира… возле выставки… я как раз шел на выставку и отправил…

— Кому отправил?

…отправил себе… себе… от Хижняка… Я получу, сделаю фотографии, а потом найду их… и Нинку… Нинку Рудинскую найду… она не виновата!.. Она…

— Спи, Фролушка, спи, — сказала Луна.

Фрол открыл глаза, но ее уже не увидел — только маленький желтенький краешек в правом верхнем углу расчерченного клетками и залитого синим светом окна.

Действие скополамина кончилось. Большая доза в его состоянии была опасна для жизни — падало артериальное давление, ослабевала сердечная деятельность, могло остановиться дыхание. Оставалась еще надежда на сонный бред: его должна была спровоцировать подмешанная в мятный чай настойка белладонны.

Надежда не оправдалась, во сне Фрол разговаривал с сестрой о том, что у него будет много денег и он обязательно поможет и ей, и матери, разговаривал с женой Ингой — просил ее вернуться, начать все сначала. О пленке больше ничего узнать не удалось, но и того, что он уже сказал, было достаточно: он отправил пленку по почте бандеролью, отправил на свое имя из отделения связи на проспекте Мира неподалеку от выставочного центра, в сигаретном блоке или коробке из-под сигарет, предварительно проявив пленку и убедившись, что лица «охотников», мотоцикл с номером, тягач получились, и теперь собирался найти их, а через них найти Нину Рудинскую.

К утру скополамин, введенный через не оставляющую следов инсулиновую иглу, в его крови не удалось бы обнаружить даже по спектральному анализу. Но никому бы не пришло в голову исследовать его кровь, да и сам Фрол Неледин никогда не вспомнит о своем ночном разговоре с Луной.

ГЛАВА 32

В половине двенадцатого, оставив машину у порога облезлого здания с вывеской «Фотография» на маленькой рыночной площади в Солотче, Женька вошел в ателье. Ни посетителей, ни самого мастера не оказалось, приемщица заказов, подрабатывающая по совместительству уборщицей, сообщила, что Егорыч уже вторую неделю лежит в больнице, а фотокарточки на документы делает его сын Володька, школьник из выпускного класса, но только черно-белые, с фотопластинок,

потому что с цветными он не справляется — не успел отец обучить.

— А что с Егорычем-то? — на всякий случай справился Женька.

— Ох, не говорите, — выжав над ведром половую тряпку, вздохнула женщина. — Желтуха у него. Он с ней целую неделю, оказывается, ходил на работу, все его тошнило и печенка болела, думал, что отра-вился. А потом, когда выяснилось, мы такого страху натерпелись! Но пока — тьфу! тьфу! тьфу! — все здоровы. А Егорыч-то, сказывают, еще две недели пролежит.

— А как же клиенты? Где в случае надобности сфотографироваться можно?

— Так ведь говорю: Володька придет и сделает. Хотите, я его вызвоню?

— Мне же цветную надо!

— А-а, цветную — это в райцентр. Можно и в Козьминское. Только у них сегодня выходной, в ихнем Доме быта.

— Точно?

— Точно! У них выходной по воскресеньям. Ежели кому припрет, в воскресенье они к нам приезжают.

Женька поблагодарил женщину и передал Егорычу пожелание скорейшего выздоровления. В принципе он и рассчитывал на закон подлости — на то, что если вдруг отыщется фотограф, проявлявший Нелединскую пленку, то наверняка — в последнем из перечисленных Введенским населенных пунктов.

Он выскочил на трассу и помчался на предельной скорости, специально, чтобы проверить, за какое время можно добраться до райцентра. Получилось тридцать минут, но это — из Солотчи, из Белощапова же было минут на восемь-десять быстрее.

В универмаге «Ока» работал киоск фотосервиса «Кодак». Щелкал печатный станок за шторкой, парень в джинсовом костюме укреплял фотокарточки на рекламном стенде. Увидев такое качество, клиенты должны были немедленно уходить отсюда куда подальше: размазанные, блеклые, и зачем только лепить такие на стенд? За стойкой нескладная девушка с длинной челкой листала цветной журнал.

Женька поздоровался.

— Можно вас на минуточку? — попросил парня. Тот подошел. — Вы работали в среду двадцать второго апреля?

— Работал, — насторожился проявщик, полагая, что перед ним обиженный клиент, и готовясь дать отпор.

Женька показал ему удостоверение частного детектива.

— С какого часа вы начинаете работу?

— С девяти.

— И в среду тоже начали в девять?

— Как всегда.

Заметив, что девушка отложила журнал, прислушиваясь к их беседе, Женька заговорил громче — так, чтобы слышала и она:

— Не просил у вас кто-нибудь в первой половине дня двадцать второго апреля проявить цветную фотопленку «Кодак», сделанную профессиональным фотографом, на которой была запечатлена красивая девушка?

Парень задумался, посмотрел на помощницу, та подошла, поняв, что ее тоже приглашают к разговору.

— На пленку профессионала я бы внимание обратил. Сколько кадров?

— Тридцать шесть.

— И на всех — девушка?

— Девушка на всех, но не на всех в одежде, — объяснил Женька.