Личный враг фюрера
Шрифт:
– Ну, как дела, козак? – пробасил Колодин, обращаясь к Сашке? Чем займаешься?
– Добрэ, дядь Вань, – кивнул тот чубчиком. – Купаемся с пацанами в море и ловим рыбу.
– А еще дерется, – добавил отец. – Весь в меня, стервец.
– То добре, – распушил усы гость. – И за что же?
– Просто так, – пожал плечами Сашка.
– Драться нужно только за правду и справедливость. Все остальное баловство. Уразумел, сынок?
– Ага.
Потом Иван Степанович с отцом завели разговор о прошлой службе и дальних плаваниях.
Когда за окном опустился синий вечер, гость, распрощавшись, ушел, а Сашка долго не мог уснуть на свой койке, глядя сквозь листья дикого винограда на мерцающие вверху звезды.
Утром, когда с ребятами снова удили на старом причале рыбу, Колька рассказал, что знает, где недалеко от их улицы есть вход в катакомбы.
– Брешешь! – не поверили друзья.
– Век воли не видать! – щелкнул ногтями пальцев по зубам.
Про катакомбы в Одессе знали все. Они тянулись под городом на многие километры. Когда-то там добывали камень – ракушняк для строительства домов и зданий. Теперь подземные лабиринты были заброшенные, про них ходило много слухов. О прятавшихся там в старину разбойниках, хранивших под землей клады, блуждающих в потемках привидениях и всяческой чертовщине.
– Откуда пурга?* – покосился на Кольку Сашка?
Батька говорил с сослуживцем у нас дома. Случайно услышал. Несколько дней назад, ночью, они взяли там банду налетчиков при выходе. Это в старом парке на Херсонской. В овраге.
– Точно, робя, – выпучил глаза Ленька. – Вчера к мамке приходила сестра, живет там рядом. Говорит, ночью в парке была стрельба.
Всем захотелось слазить в катакомбы, вдруг найдут клад? Как большинство одесских мальчишек, друзья были не робкого десятка. Рыбалку тут же свернули, спрятав удочки, и отправились к Леньке. У него имелся фонарик.
Через полчаса были на Херсонской. Она заканчивалась парком, а точнее садом, запущенным и одичалым. За последними деревьями вниз уходил поросший кустарником овраг. Спустились, пошли по сухому руслу с выходами плитняка. Метров через двадцать, за плетями вьюна, заметили в нем квадратное отверстие в рост человека.
– Вроде тут, – завертел головой Колька.
– Похоже, – отойдя на пару шагов в сторону, поднял с земли валявшуюся гильзу Шурка. Она пошла по рукам, решили, что от маузера.
– Ну что, айда? – обвел взглядом друзей Сашка. – Ленька, включай фонарик.
Тихо ступая, вошли внутрь, узкий луч высветил полого уходившую вниз штольню. Осторожно двинулись вперед. Через сотню шагов она разделилась на две, остановившись, стали советоваться, в какую свернуть. Решили в ту, что была повыше.
Когда прошли вперед еще немного, луч света начал таять, а потом исчез. В фонарике разрядилась батарейка, оказались в кромешной тьме.
– Ну что, пацаны? Идем назад? –
– Идем, – так же тихо ответили остальные.
Щупая руками стены, двинулись обратно. Теперь шли медленно, часто спотыкаясь и останавливаясь. Наконец впереди забрезжило светлое пятно, выбрались наружу. В глаза ударил яркий солнечный свет, в уши писк ласточек, носившихся над оврагом. Уселись на землю рядом с входом.
– Жаль, подвел фонарик, – пощелкал его кнопкой Ленька.
– Ничего, – пожевал травинку Сашка. – Сделаем факелы и попробуем еще раз.
– Точно, – оживились Шурка с Колькой. – Айда на корабельное кладбище.
Вернувшись туда, нашли несколько палок и кусок старой мешковины. Порвав на куски, обмотали кругом, соорудив факелы. Затем спустились в трюм нефтеналивной баржи и намочили в остатках мазута. Пока возились, наступил вечер, решили на следующий день повторить.
С восходом солнца вновь были у входа в катакомбы.
При себе имели факелы и спички, в карманах по куску мела. Делать на стенах отметки, чтобы не заблудиться. А еще полотняную сумку с лямкой, где лежал изрядный кусок макухи* и пяток яблок.
Подожгли один факел и исчезли в полумраке, двинувшись знакомым маршрутом. Свернули, как и прошлый раз в тот же проход. Теперь он шел горизонтально, босые ноги холодил камень. Минут через десять оказались в довольно просторной и высокой камере.
В центре чернело старое кострище, валялись пустые жестянки от консервов и окурки папирос. У боковых стен лежали несколько драных матрасов. Обследовали, под одним Колька нашел револьвер «бульдог».
– Ух ты! – выдохнули, остальные.
– А вот патронов нету, – потрещал барабаном.
Оружие пошло по рукам, все цокали языками и восхищались.
– Пока будет у меня, – сунул за пояс Сашка. – Хиляем дальше.
Из камеры в три стороны уходили еще выработки. Нарисовав на стене средней стрелу, двинулись по ней. Через полчаса уткнулись в каменный завал, вернулись назад и направились в левый проход. По нему двигались примерно час, обнаружив трухлявую тачку и ржавую кирку. Между тем чадивший факел догорел, зажгли второй. Галерея стала подниматься вверх.
Затем вдали посветлело, впереди оказался выход на поросшем бурьяном пустыре. Внизу золотился пляж с шестипролетной аркой, за ними голубело море с белыми барашками на волнах
– Так это ж Ланжерон! – удивилась компания. – Не особо далеко и зашли.
Здесь когда-то стояла дача новороссийского губернатора с одноименной фамилией, теперь остались лишь развалины. Пляж тоже запустили, имевшиеся на нем купальни одесситы растащили на дрова.
Погасив, факел оставили у входа, «бульдог» спрятали в сумку. Цепляясь за высокие кусты полыни, спустились вниз. У догнивавшей на берегу шаланды разделись и забежали в море, плавая и резвясь. Когда устали, вышли из воды, устроились в тени лодки и подкрепились макухой с яблоками.