Личный враг князя Данилова
Шрифт:
— Даже не рассматриваем этот случай. Мы здесь, а где дивизия, неизвестно. Итак, мы встретились только здесь. Биографии знаем только свои. Вам я помогу придумать легенды, но это дело не одного дня. Конечно, серьезную проверку они не выдержат…
— Прости, Сокол, что поможешь придумать?
— Легенды, Артист, легенды. На языке разведчиков — это выдуманные биографии.
Лемешев замолчал на несколько секунд. Потом добавил:
— Разведчик — это лазутчик.
И поднял глаза на собеседников. Те не смеялись. И то хорошо.
— Дальше. Нам нужен командир. Мы военные
— А что не ясно? Командовать будешь ты, Сокол! Мы даже оружие не знаем и противника плохо представляем.
— А вот это не совсем верно, Артист. Если оружие не знаешь, противника не представляешь, то ни командиром, ни рядовым на войне не нужен. Только лукавишь ты. Вчера вы утащили меня из-под носа немцев, положив пятерых. Значит, с оружием и противником разобрались успешно.
— Так это только пистолет и автомат.
— И с остальным разберетесь. Поймите, ребята, если командовать стану я, то мне трудно будет понять, чего вы знаете, а чего нет. А если вы — то один подчиненный точно все поймет. Так что, Князь, ты не против, если командиром станет Артист? К тому же он старший по званию.
— Не против. Это хорошо, что ты сам предложил, Сокол. Мне спокойнее, если командовать будет он.
— Значит, так тому и быть. Только мне интересно, а почему тебе спокойнее?
— Он очень долго был моим личным врагом, но остался жив, несмотря на все усилия.
— Да… — наконец-то настала очередь Лемешева озадачено чесать затылок. — Трудно представить более убедительный аргумент.
IV
Проселок, уходящий от Красного на северо-запад, шел вдоль реки Свиной и широкой дугой огибал лесной массив. Нанизав по пути несколько деревень и миновав последнюю, он постепенно делился на тропки, разбегающиеся по лесу. Река же впадала в Днепр. Другая дорога, та самая, что шла на север к Гусино, тоже упиралась в Днепр, где на месте взорванного моста торчали сваи. С третьей стороны лес естественно ограничивала река с заболоченными берегами. Если посмотреть сверху, то он был похож на почти правильный треугольник со стороной двенадцать-пятнадцать километров.
Каранелли принял решение организовать две базы — основную и запасную — и несколько тайных складов. Хранить, правда, пока было нечего, но офицеры понимали — чтобы воевать, необходимы оружие, боеприпасы, продукты, одежда, обувь. Лошади тоже представляли предмет особой заботы. С одной стороны, с ними передвигаться значительно проще и быстрее, а с другой — маскироваться становилось труднее.
Длинного июльского дня явно не хватало, чтобы переделать все намеченное с утра. Но через трое суток на поляне основной базы появилась землянка в два наката и небольшой погреб. Ежедневные рейды по деревням позволяли пополнять запасы. Умение Лемешева разговаривать с людьми очень помогало. Теперь отряд располагал лопатами, пилами, топорами, молотками, солидным запасом гвоздей. Одежды тоже хватало, — почти в каждой избе она осталась от ушедших на фронт мужчин. В тайник у проселка перетащили железо из пустующей МТС: болты, гайки, шурупы.
Обычно к вечеру у Лемешева начинали
— Иногда ты меня просто пугаешь, Артист. Усваиваешь все, как будто у тебя не одна голова. Ловишь на лету.
— Не совсем так. Мне самому это кажется странным, но вы так мало сделали в изобретении оружия. Нарезные стволы для точности стрельбы известны уже лет двести. Оптический прицел, про который ты с таким воодушевлением рассказывал, я применял регулярно.
— Что? — вмешался Николай. — Где это тебе приходилось применять оптические прицелы?
— Например, на Аустерлицком поле. Кстати, очень удачно.
— Где?
— Сначала ранил Кутузова…
— В щеку?
— Да.
— А потом расстреливал посыльных на дороге от Праценских высот до Сокольница? — молнией сверкнула догадка.
— Да.
Николай замолчал. Перед внутренним взором как живой встал майор Вяземский, отчаянный кавалергард, с которым он дрался бок о бок полдня. И столь нелепо погибший на плотине от шального ядра.
Каранелли выждал несколько секунд и вернулся к разговору с Лемешевым.
— Внутри патронов у вас по-прежнему порох. О том, что нарезные стволы появятся и в артиллерии, догадаться мог любой лейтенант. Ядра у нас тоже разрывались, разбрасывая осколки. Гранаты точно так же бросать надо, только фитиль сам поджигается. Конечно, сила разрывных боеприпасов сильно увеличилась, и скорость перезарядки возросла. Но механизм-то несложный. Поэтому мне не трудно с вашим оружием разобраться.
— А ты знаешь, что промахнулся? — вдруг проговорил думающий о своем Данилов.
— Что промахнулся? — две пары глаз недоуменно смотрели на Николая.
— Артист, ты знаешь, что один посыльный доскакал до Сокольница?
— Да, — немного помолчав, ответил Луи, — в него стреляли трижды — дважды Фико и я. Он оказался необычайно удачлив, ни одна пуля не задела его.
— Задела — его ранили в ухо.
— Откуда ты знаешь?
— Он полдня воевал в моей роте. После того как привез приказ об отступлении. К сожалению, поздно.
— Да если бы его доставили вовремя, то неизвестно, чем бы закончилось сражение.
— Так, значит, ты нашел самое слабое место в нашей обороне и нанес туда удар?
— Не я, Набулио.
— Кто? — переспросил напряженно следящий за диалогом Лемешев.
— Так в нашей семье называли императора Наполеона Бонапарта, — пояснил Каранелли.
— Вот как? Боюсь, ребята, что скоро вам придется рассказывать не меньше, чем мне. Если после войны я решу вернуться к истории, то сразу стану академиком.