Лицо цвета шартреза

Берендеев Кирилл Николаевич

К их числу и принадлежит пока Шипунов. Пишет он с незапамятных времен, больше, чем я его знаю. Вот только все его сочинительство можно аккуратно разделить на две несовместные половины. Статьи и доклады, которые выходят из-под его пера, успешно издаются и приносят Мартыну нечто, именуемое скромным доходом и известностью, а большая, подавляющая, часть художественных произведений прямиком идет в стол. Прошу прощения, скапливается на жестком диске его домашнего компьютера.

Причина проста и банальна. Издательства предпочитают не иметь дела с людьми пишущими рассказы. Издавать сборник неизвестного автора невыгодно по многим причинам, это и я, как человек, непосредственно

занятый продажами мог бы ему сказать. но так ли важны мотивировки для человека, который опус в сто машинописных страниц считает пределом своих возможностей и гордо именует романом?

Я не смеюсь над ним, напротив. Все же он мой друг, так что мне и вправду очень хочется, чтобы его опубликовали, выпустили собственную книгу, о которой он столько лет безуспешно мечтает. Вот и в этот раз, встретив Мартына, я первым делом подумал, может, он нашел лазейку здесь, далеко от Москвы.

– Вот я воспользовался случаем, - продолжил Шипунов, рассматривая свои ногти.
– Полетел на день-другой. Познакомиться с жизнью, как ты сам мне не раз советовал прежде. Ведь я до этого времени всегда... с работы до дома, с конференции в гостиницу... Мимо, мимо...

До сей поры Мартын, в самом деле, носу из Москвы не показывал. Разве что на дачу да по путевке в какой-нибудь подмосковный пансионат. Этим его странствия и ограничивались. Мой приятель человек домашний, предпочитающий комфортное сидение перед телеэкраном путешествию к черту на кулички. Его из дому выманить в последние годы было делом нелегким, можете теперь представить мое удивление, когда я увидел Шипунова в салоне самолета в тысяче километров от его квартиры.

– И как, помогло?

– Не знаю. Я проторчал в Инте четыре дня безвылазно, вместе с местными проститутками, шахтерами, торговцами, мошенниками... Нелетная погода, то тут не взлетишь, то Сыктывкар не принимает. Уехал каким-то чудом... Ты бы видел тараканов в привокзальной гостинице, это же чудовища, монстры натуральные.

– Не стоило обращать внимания, я принимал их как должное.

– Тебе хорошо говорить.

– Привычка - вторая натура.

Мартын тут же надулся и довольно холодно напомнил мне, что это его первое путешествие в столь дальние края и что он, в отличие от некоторых, живет не один и обязан помнить об оставшихся дома родителях.

– Слушай, я серьезно. Почему именно в этот захудалый шахтерский городок? Почему не остаться в Сыктывкаре, неужели он у тебя не вызывает никаких впечатлений?

Мартын помолчал немного, потом все же нехотя ответил.

– До сих пор не могу научиться совмещать приятное с полезным. Писать статью или доклад - одно дело, это не так сложно, когда есть наблюдения, готовые данные, результаты экспериментов, собственные соображения. Кое-что есть в голове, кое-что списывается автоматически, добавляются шаблонные фразы, перемежаются знакомыми формулами... Конструкция одна: теория доказательство, гипотеза - обоснование и так далее и тому подобное. Просто укладываешь собственные соображения в схему. Пишется легко. Распределение происходит само собой. А вот с литературой куда сложнее. Начать хотя бы с того, что для любого рассказа схему приходится придумывать всякий раз новую, необкатанную. Ну да не только в этом все дело.
– Уголки его губ невольно дернулись.
– Знаешь, в голове иной раз возникает куча идей, какие-то образы, мысли, детали, отрывки сюжета. Мельтешит, суетится, снует перед внутренним взором. Просто само в руки идет. Кажется, чего проще.

– Ну и?..

– Что ну и?
– огрызнулся он.
–

Это просто сказать "ну и". А совсем другое дело - собрать со всей этой кучи, цельное добротное произведение. Чтобы не только легко писалось, но также легко и читалось. И чтобы не было перегружено ни повествованием, ни образами, ни... ну это тебе будет не очень понятно...

Мартын не договаривал, словно ждал чего-то. не то от меня, не то от себя самого.

– Знаешь, мне кажется, дела мои совсем плохи.

– Ты преувеличиваешь.

– Мы слишком долго не виделись, чтобы ты мог так утверждать.

– А ты давно уже так утверждаешь. Не ошибусь, если скажу, что со дня нашего знакомства.

Самолет снова упал, и Мартын проглотил собственные слова. Он помолчал с минуту, затем неожиданно резко развернулся ко мне, так что его лицо оказалось в считанных сантиметрах от моего носа и прошептал, обдавая жарким дыханием с пряным запахом солода:

– Понимаешь ли.... В этом году я не начинал еще ни одного рассказа. Вообще. А в прошлом последний создал в октябре месяце, нет, даже в конце сентября. Очень короткий рассказик. Потом была у меня запарка с работой, экзамены у студентов принимал, писал статьи для журнала, опять семинары.... Нет, дело не во времени, не то чтобы его совсем не было, просто... я и при большей загрузке мог что-то написать, хотя бы на две-три странички. Один раз вообще написал рассказ, очень короткий, правда, в вечер перед экзаменом. А сейчас... особенно в этом году...
– он помолчал и закончил. Просто не хотелось. Не хотелось, и все.

– Но ты...

– Я даже поездку в Сыктывкар счел благом. Думаю - уеду из Москвы, развеюсь, а то она меня прямо душит. Сам знаешь какая там экология.

– Само собой. Помню месяц назад...

– Оказалось, что тут стало еще хуже. Раньше хоть мысли были какие никакие, кое-что вызревало и только ждало своего "звездного часа", это у меня всегда так, оставлять несколько сюжетов на потом, на более подходящий случай. Мне писать не хотелось все это время, вот в чем дело. А сейчас даже идей - и тех нет. Такое впечатление, - он оглянулся, не заинтересовался ли кто нашей беседой, - такое впечатление, будто я попросту исписался. Или разучился писать.

Он замолчал.

– А на шахтах?

– Едва я приехал, устроился в гостиницу, ввалился в номер, тут меня ни с того, ни с чего, разобрало. Наверное, и в самом деле, сказалась перемена деятельности. Здесь я ничем не связан, дела в Сыктывкаре закончены, так что до конца месяца свободен как птица. Честно, у меня такого ощущения уже тысячу лет не было. Вот только... да посмотри сам, поймешь.

Мартын порылся в карманах короткой штормовки и извлек оттуда симпатичный ежедневник в половину стандартной тетради. Протянул его мне без единого слова.

– Приятная штучка, - заметил я, взвешивая в руке книжечку.
– Наверное, дорогая.

– "Угол", - холодно бросил он, а я подумал: когда Мартын успел нахвататься этого жаргона.
– Читай, тут немного.

На последнем слове его голос дрогнул. Я раскрыл книжицу и под надписью: "1 января. Важнейшие дела" среди исчерканных строк и абзацев прочел:

"Он с трудом поднялся на ноги. Выпрямился, тяжело вздохнул, и почувствовал как содрогнулось в неожиданном ознобе его избитое тело. Потряс головой, отгоняя прошлые ощущения и приходя постепенно в себя. Обожженный бок все еще болел, слабее, чем раньше, но все еще ощутимо. Глухо пульсирующая боль то отступала в глубину, то вновь накатывала тяжелыми волнами.