Лицо наизнанку

Тцара Тристан

в этой гибельной дали магнитная стрелка недвижна,ни единой травинки у насмешливых губ горизонта,и без глаз, без улыбки в гроздьях жизнь угасает,жизнь стекает вдоль пальцев твоих прокаженных;ну и пусть! смерти медь у причалов звенит:нет порта приписки для тех, кто в просторы вгрызаясь,как псы, о покое тоскуют на свете:глаза их полны посулами счастья, что отнято нагло;ночь! зловещий твой мрак призываю во благо:от пустоты слов нежнее уже я не жду;дрогнуло сердце под всплески влажного взора,тень облаков приглушает луж песню в крови;протяжное это пенье возлюбит и проклянет,кто пригубить успел судьбы неведомой чашу,чтобы застыть, как мрамор, неукротимои разглядеть в душе сомнений долгую смерть;быть

скованным ожиданием ласки извечнойи за борт не мочь ступить за манящим зовом3: tout sens est interdit a ceux qui vont aux sourcespuiser l’amour du monde et la limpidite des chosesune ame sans demeure flotte sur ces eauxun son incomparable dans l’ombre prodigueun son dechiquete une infinie attenteet l’arbre de la terre dans sa raison de joiebrisez en vous les fastes de ces tardifs eclatsle roc regarde en face la peine sans retourou un oiseau de deuil deploie la riche nostalgiedu paysage vaincu par l’impudeur des ansil a traine tes soirs dans la poussiere des regretset les sanglots derriere le vide des montagnesa peine etouffaient la cruaute tranquilleaux griffes ameres sur le cou de la proierien n’a ebranle le silence de puitset sur la desolation tu as crache hautainla mort a effleure la seule raison de croireet la douleur gisait au creux meme de tes mains чувства запретны тем, кто спешит к истокам,земной любви зачерпнуть и вещeй чистоты;дух бесприютный рвется к спокойным водам,блуждающий звук несравненный, в тени,из вечности ожиданья искромсанный звук,и оживает радость зримая древа земного;в душе разорвите света проблески – поздно:в упор наблюдает скала невозвратности кару4;печали птица с утеса тоскливо оплачет раныповерженного пейзажа у ног безжалостных лет;твои вечера обратил он в пыль сожалений,и всхлипы рыданий в горней пустыне хребтоведва приглушают спокойную эту жестокостьгоря когтей на горле настигнутой жертвы;ничто не нарушит безмолвья колодцев —плюнь же над явною скорбью надменно,смерть покачнула лишь веры устои:стынет печаль прямо в твоих ладонях; la desolation s’enfoncait si profondementqu’on ne pouvait la voir qu’avec des yeux d’oublinoir oiseau de proie danse sur des debristoi eternelle jeunesse de la souffrance tu visou l’homme s’est perdu serrant son bien defuntcontre la nuit du coeur drape de reves antiquesil y a eu une fois un son inimitableil a passe par-ci il a passe par-ladans sa demarche legere vivaient de lentes fontainesles levres du matin veillaient son lit de larmesdurs paves des rues mettez des pas d’acierdans ma volonte raidie prete et a affronter les ventset les marees de boue les larmes nues de la cruautel’age de l’impudeurles mains salies d’avoir ecarte la puretede son radieux chemin tapisse de lavandeles memoires souillees brillantes comme l’orvendues au plus offrant mensonges lachetespaves sonnez plus fort dans ma poitrine aveugleet que vos durs echos repondent a ma peine(—) скорбь уходит на дно в такие глубины,где можно заметить ее только взглядом забвения;черная птица хищно пляшет среди развалин,ты, извечная юность, вновь оживаешь страданьем,где человек потерян с мертвым своим добром,вжимаясь в сумерки сердца под крепом античныхгрез;некогда там звучал невыразимый звук:он рядом шагал, убывал эхом вдаль;в легкой его походке неторопливость истоков,губы зари на страже у ложа его из слез;твердая улиц брусчатка ступала железным шагомпо нервам воли моей, готовой встречь и ветрам,и грязи трясин5, слезам, обнажающим жесткость:годы бесстыдства,грязные руки, что выскребли чистотуих дороги лучистой, устланной сплошь лавандой;скверна воспоминаний, блещущих златом,проданным самым наглым подлостям лжи;мостовые! уверенней бейте в мою ослепшую грудь,пусть ваше грозное эхо звучит моей болью; de pierre soit mon refus du mondela haine ma reponse mort douce seul amiet profondeur toi solitude de mon oubli parmi les choseset les etresainsi parla l’homme au milieu du cheminet j’ecoutais les lents soleils des voixqui cotoyaient la pierre l’ombre et la cendrele sang des insoumisj’ai ecoute la plainte j’ai vu passer les genscourbes insouciants sous la surdite de la pluiechacun portait en lui une part de la clartemettait un frein aux joies oeilleres aux souffranceso vies humiliees enveloppees d’angoissevos blessures me blessent vos regards de couteauxreveillent des vies vaincues pour vous humilieje porte la honte ancienne de vivre sans rougirde porte en porte je porte la honte et la haineombre pour cette terre la mort murit en moi(—) стань

камнем, отказ мой от мира,гневом, ответ мой; кроткая смерть – друг единыйи смысл, ты – одинокость забвения в мире вещейи живых!так говорил человек посреди дороги:я слушал неторопливый всплеск голосов,огибающих камни, тени и пепел —кровь несогбенных;я слышал стенания, видел людей,согбенных в бездумье под капли глухие дождя,и каждый таил просветленья крупицуи взнуздывал радость, зашоривал муки;о! жалкие жизни в оболочке тревог!ваши раны ранят меня, ваши взгляды-кинжалыбудят к жизни поверженных вам в унижение;древний стыд я таю чувства жить, не краснея;от двери к двери несу свой стыд и злость,тень этой земли, замурованной смерти во мне, ses germes de cristal sertis dans ma memoireses fous reflets poignardent la vie en son espoiry a-t-il encore des rires j’ai entr’ouvert la porteou la jeunesse nous jette l’aumone du passeles chambres toujours pleines de grappes de soleilque la douleur partage aux pauvres de la villeencore je n’ai rien dit je fuis entre les doigtsma vie a depasse l’attente meurtrierede mon desir une flamme aveugle et finecourt d’oeil en oeil et tue l’automne de chaque soirainsi parla l’homme au milieu de son champtout autour les herbes allaient traire la lueur des derniersrayonset la sagesse eveillee comme un nouveau-ne au seins’eparpillait en l’air qui pesait lourdlourd d’une richesse a peine supportablemais les lents soleils de sa voix roulaient par terreparmi les peches et les luzernesc’etaient des amities vieilles et fideles ее хрустальные зерна в оправе воспоминаний,безумный их отблеск пронзает жизнь и надежду;еще слышен ли смех? – приоткрываю дверьв годы, когда нам юность швыряла подачкив каморки, что щедры на светлые гроздья солнца:печаль раздает их на улицах бедноте городской;я еще ничего не сказал, ускользая меж пальцев,моя жизнь превзошла ожиданье смертельноестрасти моей; слепящий огоньискрит от взгляда к взгляду, по вечерам убивая осень;так говорил человек, озирая поле,где высокие травы вот-вот выдоят капли последниесолнца,и пробивается мудрость, как сосунок у груди:она парит над твердью – отяжелела высьпод тяжестью плодов, готовых пасть;в ответ же неторопливо к нему солнце скользилопо листьям персиков и люцерны:то была старая верная дружба; freres grains de sable ou de mil et de cytisefreres ensoleilles devidant leur certitudenaissante a fleur de la vitre fine de l’absencea chaque sort son ombre et pour garder chaque tombe unemainen moi il n’y a qu’absenceje n’etais nulle partje ne te connais pas dit a l’ame clairecelle dont on parle ou la parole est reineet dont on parlera tant qu’il y aura lumierepour les perdus de vue et l’innocence sereineseule clarte seule qui te condamne a vivrela pluie t’a encercleton sang s’est eteintle ver de la detresse visse tu es lointoi longuement nouee autour de ma colereserpent des roses des vents sur les preaux des contesimbue d’odeurs sauvages de directions a suivreblanche comme la purete saignee au fer des foudres