Лицо удачи
Шрифт:
– Еще выше? А умнее, это значит, беседовала с вами по-человечьи? – Катя пыталась говорить твердо, потому что Латик уже знакомился с ней – дружелюбно и на удивление грациозно. Потом явно намекнул, что рыжему Журавлику полезно размяться. Тот, как ни странно, начал вырываться, просясь к симпатичному чудовищу. – Самоубийца, – прошептала Катя.
Через секунду псы носились друг за другом кругами. Через пять минут понюхались. Через десять каждый занялся своими делами. За это время девушки представились друг другу:
– Меня зовут Вера. То есть по паспорту я Вероника, но Вера больше соответствует моей натуре. Проектирую многоэтажки. Не архитектор, инженер.
– Катя.
– Давайте на «ты», мы, кажется, ровесницы.
– Конечно, – согласилась Трифонова. И сразу заговорила об опасности: – Я слышала, площадку скоро застроят. Вон, смотри, уже какие-то блоки привезли. Вроде кафешка-стекляшка будет. Утром мы гуляли, ворота были настежь, и восточный человек распоряжался, где ставить бытовку. Я чего-то в этом роде и ждала. Тут явно пара зданий раньше стояла, да? А то двор ненормальный: с трех сторон на дороги смотрят дома, а с этой мы с питомцами через сетку.
– Серьезно? Опять? Задолбали уже и взяточники в управе, и новые хозяева Москвы из автономных республик! – сердито воскликнула Вера. – Ладно, тут гуляет шикарный риджбек Гера. А его «папа» работает в мэрии. Так что, если кто-то из наших предложит тебе подписать бумажку, мол, единственная в районе площадка для друзей человека, не отказывайся. Мы всегда направляем петицию, а он под глас народа отбивает это место. У чиновника свой интерес. Гера такой свирепый, что с ним по улицам не походишь. Тем более, жена выгуливает, хрупкая дама, не очень с кобелем справляется. Здесь все знают, в одиннадцать утра и в одиннадцать вечера – время Геры. Не терпит других собак, так мы и не приближаемся.
– Ого, какие сложности, – удивилась Катя.
– Ничего, наш спаситель особых подвигов не совершает, – желчно начала противоречить самой себе Вера. И показала на современный бетонный куб через дорогу: – Напротив что стоит?
– Представления не имею. Странно, что ни одного окна на улицу не выходит. Забор вокруг глухой. А в вывеске, по-моему, букв двадцать разных, и они ни во что вменяемое не складываются.
– Во-о-от! Умница, зришь в корень. В девяностые снесли четыре дома на той стороне и два на этой. Там появилось единственное строение, в нем неизвестно какая организация. А тут ничего не построили. Расчистили площадку, огородили. И сразу, заметь, тщательно обсадили ее изнутри кустами и деревьями. То есть с самого начала задумывался не временный пустырь. Соображаешь, что к чему? – заговорщицки прищурилась Вера. – Получается, наш мэрский служащий не такой уж герой. Ребята покруче, чем он, не дают тут ничего возводить из соображений безопасности.
– Нашей? – испугалась Трифонова.
– Ага, мечтай. Своей, разумеется, – победоносно сообщила Вера. И понизила голос почти до шепота: – А то и государственной. Но местные собачники назначили обычного клерка благодетелем и помогают ему, собирают подписи. Он и доволен. Видела бы ты, как по-царски его жена принимает благодарности, когда отсюда за ночь исчезают громадные плиты и бытовки. Говорю же, раз в год минимум пытаются хоть угол земли оттяпать, начинают чего-то завозить.
– Слушай, так интересно, – вырвалось у Кати. Ей все, что касалось сопротивления всяческим злодеям, тогда казалось очень увлекательным.
– Я тут родилась, живу и буду жить, меня не проведешь, – веско сказала новая знакомая. – И папа мой тоже. А его родители переехали сюда, в новую квартиру от завода, в пятидесятом. Тогда рабочие были для власти людьми. Кстати, о семье…
И девушка быстренько поведала, что сначала они жили впятером. Потом родители отца умерли. И бабушка со стороны матери тоже.
– Особенно ко мне, – вздохнула собеседница. – Придирается, распекает за ерунду. Обидно, потому что как специалист эта фря ногтя моего не стоит.
Слушательница приуныла. Есть на свете счастливые люди? Хотя бы довольные не только собой, но и близкими? Существуют в реальности те, кого начальство ценит? Хотя бы не обижает понапрасну? Скучно. У всех одно и то же. И ответила Трифонова неохотно:
– Борись, терпи или уходи. Другого не дано.
По законам возникновения женского приятельства настал ее черед заявить, будто она сбежала в Москву, потому что родственнички достали. Но бабушка с младенчества ей внушала: «Не говори о семье плохо, даже если рассержена или обижена. Мы – свои. Мы желаем друг другу добра. Сами поругаемся, сами помиримся, сами все забудем. А чужие в сто раз хуже, но развлекутся нашими проблемами, осудят и век будут про нас гадости рассказывать».
Катя спорила с ней до потери голоса. Дескать, если в семье все ангелы, она права. А если тираны, эгоисты, дураки? Не понимают, не жалеют друг друга? «Мы же не такие», – сердилась бабушка. Девочка в бунтарском возрасте не была в этом уверена. Но, повзрослев, на родных не жаловалась. Ей было стыдно. Вот она – умная, честная, порядочная, ладит со всеми. Только родители у нее сволочи. И как же ей удалось вырасти образцовым человеком? Назло тем, кто воспитывал, что ли?
Дальнейшее было предрешено. Молчание Кати Вера расценила бы как гордыню. Решила бы, что напрасно открыла страдающую живую душу высокомерной гадине. И прекратила бы знакомство, чуть сдвинув время выгула. Катя сама недавно так отделалась от мальчика, который теоретически мог причинить ей боль. Пора было расходиться.
Она искала взглядом Журавлика. А в поле зрения Латика как раз попал грузовик, над кузовом которого был натянут брезент. Он был единственным в поздний час на скользком асфальте и медленно ехал от одного светофора к другому, потому что все равно не успел бы на зеленый. Русский черный терьер молча побежал за ним вдоль сетки ограды, которая как раз вдоль дороги от перекрестка до перекрестка и была натянута. Великолепие этого плавного движения завораживало: казалось, Латик не отставал и не вырывался вперед ни на сантиметр. Грузовик затормозил на светофоре. Собака остановилась. И продолжила то ли бежать, то ли лететь, когда он тронулся. Упершись в сетку на углу, Латик коротко взвыл и проводил долгим взглядом то, за чем стремился.
– Что это с ним? Никогда за транспортом не гонялся. Иногда облаивает маленькие такие машинки, снегоуборщики. Да и то, по-моему, водителя предупреждает, чтобы не распускался, – озадачилась Вера.
– Он не гнался, он сопровождал этот самый транспорт, – не сразу откликнулась Катя. – Неужели есть генная память в таком виде? Родился в городе от чемпионов породы, живет себе в хорошем доме. А однажды замечает нечто, очень похожее на автозак, и несется вровень с ним, будто только этим и занимался.