Лицом к подсознанию. Техники личностного роста на примере метода самотерапии

Шиффман Мюриэл

Хелене Дойч в книге «Психология женщины» пишет, что женщине предстоят трудности с дочерью, особенно в подростковый период, в той степени, в которой ей самой не удалось разрешить зависимость от матери. Под «разрешением своей зависимости» она, главным образом, подразумевает осознание скрытого стремления к зависимости, примирение с этим чувством. Мы можем расширить ее утверждение, включив сюда же отцов и сыновей. Взрослый, который не в состоянии позволить себе осознать собственную скрытую потребность в зависимости, не сможет принять аналогичных устремлений у своего ребенка и будет путать роли взрослого и ребенка. Вообще, чем меньше вы знаете о своем внутреннем ребенке, тем меньше вы способны к взрослым действиям.

В главе «Тревога и страх» я вкратце обрисовала теорию Карен Хорни о базовом конфликте между зависимостью и враждебностью. Ролло Мэй сформулировал родственную концепцию — борьба против зависимости как неотъемлемая часть любого творческого акта.

Примерно двенадцать

лет назад у меня появился один необычный симптом. Каждый два часа возникала ноющая боль в желудке, которую удавалось унять определенными продуктами, предпочтительно молоком. Сырые фрукты или салат усиливали боль. До этого мы полтора года провели на Среднем Западе, где Берни проходил дополнительное обучение в колледже. Потом мы снова вернулись домой, в Нью-Йорк, где он продолжал работать, и все было хорошо. И вот меня стали донимать эти двухчасовые боли. Когда я сказала об этом Берни, он поинтересовался, как долго это продолжается. Я напрягла память и вспомнила, что около года. «Целый год! И ты все время об этом молчала! Почему ты не сказала мне раньше?» Я и сама не знала. Я просто никогда не думала об этом. (У Фрейда есть описание синдрома «la belle indifference» [11] к физической боли, замеченного у некоторых пациентов, которые использовали физические симптомы, чтобы скрыть эмоциональную боль.) По мнению Берни, мои боли напоминали язву. Ну конечно! Почему мне самой это не пришло в голову? Ясно как день: язва желудка. Странно, что я не распознала ее раньше.

11

Великолепное безразличие (фр.). — Прим. ред.

Он, не откладывая, потащил меня к доктору, который быстро поставил диагноз: симптом пептической язвы и прописал в качестве первого средства мягкую диету. С робостью в голосе я позволила себе спросить, не являются ли обычно язвы следствием психологических факторов. «Да, да, напряжение. Расслабьтесь!» — бросил он мимоходом, поспешно выпроваживая меня из своего кабинета, чтобы освободить место для следующего объекта на своем конвейере. Всю дорогу домой я изо всех сил старалась расслабиться. Когда же дело дошло до мягкой диеты, я заартачилась. Во-первых, слишком много калорий. Вдобавок была задета моя гордость. Как могла я, с моими обширными познаниями в психологии, заполучить такой конфуз, как психосоматическое заболевание? Мне необходимо было от этого избавиться, и как можно скорее. Если и существовали где-нибудь недорогие психиатрические клиники, то я о них никогда не слышала, поэтому единственным выходом оставалась самотерапия. Я признала симптомы язвы за Шаг 1, неадекватную реакцию.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Я стала размышлять вслух, а Берни слушал. Чтобы выйти на внешнее чувство, пришлось проследить источник симптома. Когда впервые возникли двухчасовые боли? Год назад. Это случилось, когда мы вернулись со Среднего Запада в Нью-Йорк на короткие каникулы между семестрами. Что происходило во время этого недельного визита? Я наслаждалась встречей со старыми друзьями, повидала обоих родителей… И были некоторые проблемы. Папа придирался ко мне по каждому пустяку, диктовал свои правила, пытаясь принимать за меня решения, на которые не имел права. Каждый раз я уходила от него в слезах. «Когда я росла, он был таким любящим отцом, — с горечью говорила я Берни, — а теперь он смотрит на меня с ненавистью. Это просто невыносимо! И я не могу больше терпеть того, как он со мной разговаривает».

Берни недоумевал, почему я с этим до сих пор мирюсь. «Ты уже давно не маленькая девочка. Почему бы тебе не поступить, как взрослой?» Тогда, заручившись его моральной поддержкой, я подготовила смелую речь и на следующий день высказала своему отцу все, что о нем думала. Я потребовала, чтобы он проявил ко мне уважение, что я уже не прежний изголодавшийся по любви ребенок, что пора ему взглянуть фактам в лицо — он теперь нуждается во мне больше, чем я в нем; и если он будет заставлять меня страдать и дальше, то я перестану к нему ездить. Бедный папа, совершенно потрясенный такой голой правдой, весь остаток недели был сама любезность и очарование.

Мы с Берни так гордились моей победой, что я набралась дерзости и стала позволять колкости в адрес своей матери. На следующий день, когда между нами разгорелась одна из псевдоинтеллектуальных дискуссий, свойственных нашим отношениям в тот период, я, не подумав, обошлась с ней довольно безжалостно. Надев на себя маску искренности и невинности, я проинтерпретировала ее поведение в подражание тому, что я тогда читала: бойко рассказала ей о бессознательном значении (согласно книгам) одного из ее паттернов. Она отмахнулась от моих слов, и мы расстались друзьями. Однако неделей позже, когда Берни вернулся в колледж, я осознала свой дурной поступок, и мне захотелось попросить прощения. Я отправила ей полное извинений

письмо в наивно «искренней» манере, на которое получила от матери язвительный ответ, в котором она обвиняла меня в жестокости и холодности и называла «бессердечной» дочерью. После этого я написала ей, горячо защищаясь и вытащив на свет свои болезненные воспоминания, которые мы обе дипломатично обходили стороной не один десяток лет. Обвинив ее в своих невротических склонностях, я закончила пылкой мольбой о новых и честных отношениях как между двумя взрослыми людьми. Я написала, что мне было необходимо понять ее, чтобы понять себя. Ответа не последовало.

Что я почувствовала тогда, год назад, во время этой переписки и после нее, когда не получила ответа? Я помню, что много плакала. Тогда это были слезы ярости: я была сердита на мать. «Да кому она нужна? — твердила я. — Я уже давно выросла, у меня своя собственная семья!» Разговаривая теперь об этом с Берни, я почувствовала, что старый гнев поднимается снова. Это был Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Прямо перед тем, как разозлиться, когда впервые поняла, что больше не получу от нее письма, мне было ужасно горько и досадно за потерпевшую крах попытку установить с ней честные отношения.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Сначала ничего существенного в голову не приходило. Потом я спросила себя, что мне известно про тип людей, страдающих язвенной болезнью. Может быть, мне стоило вспомнить подробности из изученных когда-то историй болезней? Язва, как правило, развивается у амбициозного агрессивного человека, который не может принять своих бессознательных стремлений к зависимости. «Ну уж нет, — уныло протянула я, — это совсем не обо мне. Я не мужчина, не агрессивна и не амбициозна (как мало я знала себя в те дни!), и я всегда отдаю себе отчет, что нахожусь от тебя в зависимости». Когда Берни приходилось уезжать по делам из города, я скверно спала по ночам. «Может, я скрываю какую-то другую зависимость?» Какое впечатление со стороны производило мое поведение? Я чувствовала, что уже выросла из потребности в родителях, и открыто им об этом сказала. Потом появился этот симптом язвы. А как же мои слезы, когда мать прекратила писать? И когда отец сердился, я всегда сильно огорчалась. «Могло ли быть, — начала я нерешительно, — что я плакала, потому… нет, это просто нелепо. Это звучит так глупо, но может быть, я плакала из-за чего- то еще? Не только из-за гнева? Уж не почувствовала ли я себя пятилетней девочкой, которой была, когда родители бросили меня и вынудили жить с чужими людьми?» Я начала задавать себе эти вопросы чисто из научного любопытства, посмеиваясь над абсурдностью идеи. Но еще не договорив, я уже всхлипывала. Взрослый во мне продолжал протестовать: «Чушь все это. Я уже взрослая». А внутренний ребенок снова переживал то время, жалобно оплакивая потерю любимых родителей.

Этот процесс поиска скрытого чувства занял гораздо больше времени, чем выглядит па бумаге. Когда наконец слезы высохли, и я захотела узнать, сколько времени, оказалось, что прошло целых четыре часа. Впервые в этом году я четыре часа смогла прожить без болей в желудке. Все это происходило двенадцать лет назад, и боль больше не возвращалась.

Я осмелилась почувствовать свою скрытую зависимость, позволила внутреннему ребенку поплакать по своим родителям, и больше моему когда-то покинутому ребенку не требовалось строгого двухчасового кормления. А как же моя инфантильная зависимость от родителей? Вырастет ли когда-нибудь мой внутренний ребенок? Я не знаю. Я не психоаналитик себе. Вспомните мое скрытое чувство из примера о «Лебедином озере» в главе «Как подкрасться к скрытому чувству» и опыт с учителем в главе «Ваш внутренний ребенок». Возможно, мне предстоит жить с этим ребенком до остатка своих дней. Все, что в моих силах, — время от времени давать волю малышке в себе и избавляться по мере возможности от симптомов-прикрытий. Я способна действовать как разумный, полагающийся на себя взрослый, несмотря на это иррациональное инфантильное стремление, прорывающееся изнутри.

В главе «Тревога и страх» я описывала историю своего страха перед посещением медицинской библиотеки. Я боялась брать материалы, пользуясь именем врача (студента, который хотел мне помочь), из боязни быть разоблаченной как самозванка. Вот продолжение этой истории.

Я уже посетила библиотеку не один раз и после первого визита больше не страдала от страха или напряжения. И все же дома, думая обо всем этом, я испытывала некоторый дискомфорт. На самом ли деле библиотекарь поверила, что я занимаюсь исследованием для доктора Л.? Конечно, убеждала я себя, в качестве моего студента доктору Л. принесет пользу любая информация, которую я почерпну из этих журналов. И все же это не приносило мне спокойствия, я знала, что хожу туда под фальшивым предлогом. Тогда я решила узнать цену библиотечной карточки для неработающих в больнице, и оказалось, что она составляет двадцать пять долларов в год. Двадцать пять долларов! Вот это потрясение!