Лицом к счастью

Доналд Робин

Гизелла видела смятение в глазах Беллы Адамс и боялась стать похожей на нее. Ведь рано или поздно ее место займет другая женщина, как она заняла место Беллы. И Роман даже не попытается смягчить удар, как накануне он просто проигнорировал свою бывшую любовницу, которая рискнула ему докучать.

Без спешки Гизелла приняла душ в его роскошном пентхаусе, высушила и расчесала волосы, позавтракала, оделась во вчерашнее, за исключением экстрамодных перчаток. Свеженькая, без макияжа, она направилась к выходу, но помедлила. Взяла фирменный бланк отеля для писем и размашисто начертала:

Спасибо

за чудную ночь, и прощай. Нам лучше больше не видеться.

Она еще некоторое время раздумывала, оставлять ли такую записку. Но рассудила, что это самое верное. Если он захочет быть с ней, то сможет ее отыскать, где бы она ни находилась, для этого у него есть все необходимое. Ему известно ее имя, он знает имя ее сестры. Но если она надеется на то, чему просто не суждено быть, то сделает этим лишь хуже самой себе.

Исходя из этих соображений, Гизелла решительно положила записку на видное место на столике в холле пентхауса и, покинув номер, отправилась на Северное побережье к Мауре.

Единственное, что ей не давало покоя, — невозможность с кем-либо обсудить новый опыт и новые переживания. От бабушки она привыкла слушать только мудрые советы и наставления. А сокровенным могла поделиться только с сестренкой Лолли. Но Леола была далеко, а тема — слишком щекотливая, чтобы обсуждать ее по телефону.

Она даже испытывала некоторый гнев оттого, что первый же ее серьезный роман оказался таким негладким. Его даже романом нельзя было назвать. А если она расскажет обо всем бабушке, то та даже вольна будет счесть поведение внучки аморальным. У самой Гизеллы не было твердого мнения, как к этой истории с заморским принцем следует относиться.

Гизелла злилась в первую очередь на саму себя, поскольку сердиться на бьющую энергией стихию, каковой ей виделся Роман Магнати, было бесполезно. Этой стихии можно было только противостоять, что она и делала, без всякой надежды направить развитие событий по приемлемому для самой себя руслу. То, что Роман живет в полном согласии со своими холостяцкими представлениями, у Гизеллы не было никаких сомнений. Навязать что-либо такому человеку не представлялось возможным. Тем более что у Гизеллы и не возникало такого желания, поскольку в мечтах она лелеяла идею абсолютной обоюдности порывов. Но и запретить себе любить этого повесу она тоже не могла.

Именно любить — теперь Гизелла знала точно, что испытывает к Роману это священное чувство. И без него она бы не позволила себе уйти так далеко.

С того момента, как Гизелла осознала, что не просто влюблена, а любит, как никого никогда не любила, она заболела по-настоящему. Ее разрывали на части два противоречивых желания. Первым из них была потребность совершить поступок, хотя бы попытаться что-то изменить, дать знать любимому, что она испытывает, а все прочее оставить на его усмотрение, но пусть он четко осознает, в каком состоянии она пребывает по его вине. Но одновременно она внушала себе, что эта любовная тоска — не более чем блажь. Что мнимой взаимностью ей хочется оправдать собственное беспутство, что раз уж так вышло и она обрела новый опыт именно с ним, то следует взять себя в руки и хладнокровно пережить это расставание, сделать верные выводы и не позволять себе впредь увлекаться так сильно. Ей крайне недоставало сестры.

Леола

планировала приехать только через полгода. Сестра всецело посвящала себя работе, как еще недавно сама Гизелла. Поэтому, думая о Лолли, угадывая в ней еще недавнюю себя, с полным комплектом необоснованных девичьих иллюзий и совершенным отсутствием представлений о реальном положении дел, Гизелла вообразила, что однажды, так же внезапно, ее обожаемая Лолли столкнется в свете с тем же Романом и так же стремительно, как и она, доверится чувствам. Как это будет ужасно, если он поступит с ней сходным образом. Следовало что-то предпринять.

Поздно вечером раздался телефонный звонок.

Гизелла знала, кто звонит. Дрожащей рукой она достала телефон и проговорила в трубку:

— Да?

— Почему? — тотчас раздался гневный вопрос Романа Магнати.

— Почему что? — переспросила Гизелла, следя за тем, чтобы ее голос не дрожал.

— Почему нам не следует больше встречаться?

— Потому что для меня началась новая жизнь, трудная, но настоящая, и усложнять ее себе еще сильнее я не собираюсь. Я не знаю, для чего судьбе нужно было свести нас снова. Наверное, для того, чтобы я больше не колебалась. Бесперспективные отношения изнуряют меня. А я хочу жить полноценной жизнью, хочу уважать себя. Поэтому, прощай, Роман. Наши отношения были превосходны. Но все в прошлом!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Понятно, — холодно проговорил Роман. — Спасибо за честность. Желаю тебе счастья и всяческих успехов. Однако ты кое-что забыла в номере отеля. Я вышлю с курьером, — сказал он, и связь прервалась.

Гизелла опустилась в кресло и впервые позволила себе заплакать в голос, даже не зная, о чем больше всего жалеет. О том ли, что не сумела уберечь «Парируа»? О том ли, что окончательно оттолкнула мужчину, который попытался возобновить отношения? Или же о том, что поступила правильно? Но чувствовала она только полную безысходность.

— Горький-горький опыт, — сказала она самой себе. — Ты не можешь, не должна, не имеешь права любить человека, который не любит тебя!

Однако тут Гизелла задумалась, что он имел в виду, говоря, будто она в его номере что-то забыла. Она точно знала, что не забыла ничего… Ну, разве что браслет. Хотя его Гизелла и не считала своим. Она по-прежнему не желала от него никаких подарков. Что может дать ей это жалкое подобие внимания, если настоящей чуткости нет?

— Как же это не похоже на все, что я себе насочиняла! — вновь поделилась она впечатлениями с самой собой, утирая слезы и успокаиваясь.

Она даже почувствовала в себе силы побороть эту тоску.

По возвращении на ферму Гизелла получила присланный с курьером злосчастный браслет и отложила его до времени, до случая… У нее были более актуальные проблемы. По условию сделки с «Мега-Корп» ей еще полгода надлежало вести дела имения, готовить «Парируа» к передаче в ведение новых владельцев. Теперь она была простой служащей в родном поместье.

Было много работы, в том числе и физической. Усталость помогала не думать о пустяках, не маяться сердечной болью, не вспоминать о промелькнувшем мгновении призрачного счастья. И это не могло не радовать девушку. Она уж было решила, что отлично справляется со своими чувствами. Предстоящее расставание с «Парируа» тревожило ее гораздо сильнее.