Лидер «Ташкент»
Шрифт:
— Общая посадка! — командует Сергей Фрозе, и молчаливая стена людей приходит в движение. Живой поток растекается по палубе, заполняет кубрики, переходы…
Через некоторое время я подаю Фрозе знак, и из динамика, обращенного к берегу, раздается его голос:
— Посадка прекращается! Остальных возьмет второй корабль!..
«Безупречный» уже здесь, отдал якорь посередине бухты. Но не слишком ли много пассажиров мы ему оставляем?
— Сколько раненых принято?
Орловский и Фрозе не могут назвать точной цифры. Были поставлены на барже специальные счетчики,
Выяснив обстановку в низах, — оказывается, кое-где еще можно потесниться возобновляем на минуту-полторы общую посадку. Теперь уже больше некуда. Краснофлотцы боцманской команды, остававшиеся на барже, сами отдают швартовы.
Задним ходом «Ташкент» проходит в нескольких метрах от «Безупречного». Петр Максимович Буряк стоит, как и я, на крыле мостика. Лица в темноте не видно, но узнаю его по широкой плечистой фигуре и хрипловатому голосу.
— Несколько красноармейцев легко ранены, — сообщает Буряк. — В остальном порядок.
— Не задерживайся, Петр Максимович! — советую ему. — А то как бы не поднялся к утру ветер…
— Понял. Счастливого плавания!
И разошлись наши мостики. Не подсказало мне сердце, что вижу Буряка, говорю с ним в последний раз…
Пока спокойно, «ташкентцы» стараются получше устроить раненых. Коновалов рассказал на мостике, что Латышев перенес раненую женщину и двоих ее детей в свою каюту. В кубриках и на палубе за ранеными ухаживают наши боевые санитары. С ними и Боря Кулешин. Шустрый мальчонка в матросской форме одним своим видом ободряет и радует измученных людей.
Много горячей работы навалилось на наших медиков. У них в лазарете обстановка, как в полевом госпитале. На мостик доложено, что Николай Федорович Куликов, второй наш врач, произвел несколько не терпящих отлагательства ампутаций… «Все будут жить!» — заверил он старпома по телефону. На борту «Ташкента» не умер еще ни один раненый, и наши врачи этим гордятся.
Избежав на обратном пути встреч с торпедными катерами и успешно отразив несколько атак бомбардировщиков, «Ташкент» утром 25 июня вернулся в Новороссийск. Вслед за нами благополучно пришел туда и «Безупречный».
Неожиданный пассажир
В ночь на двадцать шестое мне сообщили, что по решению Военного совета флота «Ташкент» и «Безупречный» должны снова выйти в Севастополь в этот же день. Выход обоих кораблей назначался на обычные для последних рейсов часы. Таким образом, «Безупречный» имел на стоянку в Новороссийске меньше суток, а более быстроходный «Ташкент» — около 29 часов.
Много лет спустя я прочел в журнале посвященный событиям тех дней очерк Адмирала флота Советского Союза И. С. Исакова, который в 1942 году был членом Военного совета Северо-Кавказского фронта. Позволю себе привести здесь несколько строк из этого очерка:
«…Прорыв 26 июня корабли начинали в третий раз в течение недели. Начинали не отдохнув, так как все время с утра 25-го до выхода на следующий день ушло на приемку топлива и зенитных патронов и лент, на размещение сибиряков и на погрузку ящиков с боезапасом и продовольствием для осажденных. Кроме того, немало усилий
В военно-морском оперативном лексиконе есть понятие — «напряжение использования сил», что в упрощенном толковании означает отношение числа боевых дней к числу дней стоянки в базах. Если приложить этот термин к «Ташкенту» и «Безупречному» применительно ко второй половине июня 1942 года, то можно утверждать, что примеров подобного боевого напряжения не знает история второй мировой войны на море «.
Когда стало известно, что через тринадцать-четырнадцать часов нам снова идти в Севастополь, на «Ташкенте» многие еще не ложились спать. На ногах был почти весь личный состав электромеханической боевой части, приводивший в порядок механизмы, работавшие в последние дни с чрезмерной нагрузкой. Возились в своих башнях артиллеристы.
Утром командиры боевых частей и начальники служб лидера доложили, что все неотложные работы закончены и их подразделения готовы к бою и походу. После этого мы с комиссаром собрали в пятом кубрике всех старшин. Решили еще раз напомнить, как велика ответственность каждого из них и какое значение имеет в нынешней напряженной обстановке безупречно точное выполнение всех приказаний, сигналов, команд.
Старшинам зенитной батареи я сказал, что хотя их расчеты и действовали в последних походах очень слаженно, но отгонять самолеты от корабля можно ещё успешнее. Не особенно заботясь о выборе выражений, я дал им такой совет:
— Старайтесь бить фашиста не в хвост, а в морду, подводите ему трассу к самому носу! Когда фриц видит нашу трассу у себя под носом, он не выдерживает, кидает бомбы куда попало и отворачивает…
Потом Новик рассказывал, как старшины передавали суть этого совета подчиненным, прибавляя от себя кое-какие словечки покрепче. После этого строевой Григорий Гончар, приписанный к зенитной батарее, предложил «воздействовать на нервы» фашистских летчиков увеличением количества трассирующих патронов. Обычно на пять патронов автоматной обоймы ставился один трассирующий. «А что если побольше трасс фрицу в морду сунуть?» — спрашивал комсомолец Гончар. Командир БЧ-II разрешил зенитчикам набивать в каждую обойму по три трассирующих патрона — сейчас это было в наших возможностях.
Короткие собрания, похожие на маленькие митинги, прошли во всех подразделениях. Командиры боевых частей и групп, политработники читали последние сообщения Совинформбюро о тяжелых боях в Севастополе и призывали моряков с честью выполнить свой долг в предстоящем походе. О том, как нужна осажденному городу наша помощь, говорить не требовалось. На этих собраниях никто не задавал вопросов. Не было слышно ни задорных реплик, ни обычных в матросской среде шуток. Краснофлотцы слушали выступавших молчаливо и сосредоточенно. И как клятвы звучали скупые, отрывистые слова, которыми они отвечали на призыв своих командиров: «Все понятно… Сделаем… Выполним!..»