Лифт в преисподнюю
Шрифт:
— С прошлым покончено раз и навсегда. Никаких связей.
— А вор в законе Рябой?
— Я уже забыл о таком. И вообще, стараюсь не думать об ошибках молодости.
— Хорошо, если так. Один из директоров ваших салонов и начальник мастерской некий господин Нодия очень похож на вашего сокамерника Гороняна по кличке Шмыга.
— Вы правы, Горонян ювелир от Бога. Золотая голова, золотые руки. Он мне нужен. Но Горонян не вор и не убийца. Он мастер. Да, я помог ему с пропиской в городе. Он взял фамилию матери, но сделано это официально, тут нет
Трифонов понял, что дальнейший разговор ни к чему не приведет, они только теряют время. Пришлось откланяться и уйти.
Когда сыщики сели в машину, Трифонов назвал водителю адрес сына Чарова.
— Все правильно, Александр Иваныч, — потер руки Куприянов. — Я печенкой чувствую причастность Андрея к смерти отца. А теперь еще и наследство всплывает.
Трифонов ничего не ответил.
Дома застали Веронику и спящего в кроватке сына.
— Опять вы, дядя Саша. Нечего мне вам сказать. Андрей не звонил и не появлялся. Где он? Понятия не имею. Срок путевок заканчивается через три дня. С чего мне паниковать.
— Я знаю. Скажи, Ника, ты что-нибудь слышала о завещании отца Андрея? Ты же от меня много скрыла в первую нашу встречу.
— Он мне его показывал. Точнее, не так. Я сама нашла его на даче под клеенкой на столе. Спросила, что это, и только тогда он мне рассказал. Еще я знаю, что Андрей подал заявление в паспортный стол на замену фамилии и отчества. Родителям он об этом ничего не сказал.
— Где это завещание?
— Ксерокопия. Я же сказала, что на даче.
— О даче я слышу впервые, — удивился Трифонов.
— Как Мишка родился, Геннадий Устинович дал нам ключи. Сказал, что дача пока не оформлена, так как комплекс еще не достроен. А потом он нам ее подарит.
— Мы можем съездить туда?
— Пожалуйста. Сейчас я к тете Клаве зайду, соседке нашей, попрошу ее посидеть с ребенком и отвезу вас. Это недалеко.
За городом грязи было по колено. Сюрпризы начались сразу. К калитке шли очень отчетливые следы от кроссовок сорок третьего размера.
— Неужели Андрюшка приехал? — удивилась Ника. — Это его кроссовки. У нас с ним одинаковые, только размеры, конечно, разные.
На участке те же следы. Человек не раз приходил и уходил.
— Следы-то не однородные, Александр Иваныч. В разные дни оставлены. Одни совсем свежие, другие размазаны. Дождь третьего дня прошел.
Участок имел большие размеры, но просматривался хорошо, деревья были еще голые. Слева, возле забора, стояли фанерные мишени. Подошли ближе. Все выстрелы — в десятку.
— Это Андрей здесь стрельбище устроил? — спросил Трифонов Веронику.
— Да. Каждый день стреляет. У него тут целый арсенал оружия.
— Покажи.
Пошли в дом. Решетки на окнах, железная дверь с тремя замками. Так просто сюда не залезешь.
— Ключи только эти? — поинтересовался Куприянов.
— Нет, эти мои, а у Андрея свои.
— Они дома?
— Не знаю. Надо
— Когда ты здесь была в последний раз? — спросил Трифонов.
— До отъезда Андрея. Одна я боюсь ездить за город. Здесь придушат и никто не услышит. В такую погоду соседи сюда не приезжают. За зиму ни одного человека не видели.
— Мелкашка стреляет тихо, — рассуждал Куприянов, — никого выстрелами и летом не побеспокоишь. Рядом с городом — и такое безлюдье. Хорошее убежище.
Зашли в дом. И там следы на чистом полу. На столе черствый хлеб, чайник, кружка, шкурка от колбасы. На втором этаже в большой комнате ковер на стене и несколько винтовок. Трифонов достал платок и снял одну из них, с оптическим прицелом и лазерной наводкой.
— От ствола гарью несет. Вызывай, Куприянов, экспертов, здесь им хватит работенки. А пока выйдем на улицу, гильзы поищем.
— У него еще и пистолет есть. С длинным стволом, — сказала Ника.
— Покажи.
Она подставила табурет, встала на него, пошарила по шкафу и вытащила кожаный кейс квадратной формы. Пистолета в нем не оказалось, только бархатное углубление, по которому можно было определить модель. Название сделанное золотым тиснением, красовалось на внутренней стороне крышки.
— По-немецки написано. «Маузер» я прочел, остальное не понятно, — вздохнул Куприянов.
— «Альпийская рысь», — перевел Трифонов. — Оружие австрийское, с высокой убойной силой. После осмотра помещения Дымбой, поищем пистолет. Не таскает же он его с собой. Звони, Семен.
Ника нашла копию завещания.
— Зачем он дал сыну копию, вот что мне не понятно, — пробурчал следователь. — Что за спешка?
— Умирать собрался, — сказала девушка. — Геннадий Устинович был смертельно болен.
— А ты откуда знаешь? — удивился Трифонов.
— Я навещала его в больнице. Он сам мне позвонил и попросил приехать. Загородная частная клиника. Там очень хорошие врачи. Условия сказочные. Ну, я приехала. Тогда я уже знала о завещании.
— Когда это было?
— Месяца два тому назад. В начале января или в конце декабря. Купила апельсинов и поехала. Куда там! Палата, как хоромы, телевизор, живые цветы, клубника, а я с апельсинами. Мы с ним долго разговаривали. У Геннадия Устиныча был рак крови. Жить оставалось полгода. Так ему сказали врачи. Он спрашивал меня, как Андрей, будет ли фамилию менять. Если нет, то завещание на внука перепишет. Тяжелый был разговор.
— Ты рассказала о встрече Андрею?
— Нет. Отец не велел.
— Значит, о болезни отца он ничего не знает?
— Не знает. Но планы строит на будущее. Речь о больших деньгах идет. Он уже при жизни отца распорядился наследством. Как так можно? Андрей хороший парень, но без сердца. Сплошной лед. И сейчас, небось, с какой-нибудь шлюхой таскается. Вот для чего ему дача нужна.
— Не преувеличивай. Женских следов здесь нет. — Трифонов достал блокнот и ручку. — Напиши мне адрес больницы, где лежал Чаров.