Лихие дни
Шрифт:
— У, противные! — крикнула Маринка. — Вы-то как будто голодные! Такие жадины!
— Ты что скандалишь там? — спросила бабушка. — С кем это?
— Бабушка, ты сама подумай! — сказала Маринка. — Ну чего воробьям поесть? Ведь они малюсенькие, а тут морозище, погреться им негде и поесть нечего. Как же им жить?
— Вот фашисты сожгут нашу избу, — вздохнула бабушка, — тогда неизвестно, как и нам-то жить будет.
Маринка примолкла. Она попробовала представить себе, что их дом сгорел и все дома сгорели,
— А воробьев да синиц маленько выручить можно, — продолжала бабушка. — Надо попросить деда, пусть принесет из риги овсяной снопок да насадит на шест повыше. Вот-то у них пойдет пир горой!
— Правда! — обрадовалась Маринка. — Только поскорее надо! Я, пожалуй, сейчас сбегаю. — И схватилась за полушалок.
В дверь постучали. Бабушка вскочила.
— Кто там?
В избу вошли двое — старик и молодая женщина. У женщины на руках был грудной ребенок.
— Пустите погреться, бабушка, — сказала женщина, — замучились совсем, застыли!
— Проходите, — сказала бабушка.
Старик уселся у двери на лавку и понурил голову. Женщина стала развертывать ребенка. Вошел и дед со двора — ему хотелось узнать, что за люди завернули к ним в дом.
— Откуда идете-то? — спросил дед.
— Из Лоптова, — сказала молодуха. — На Подсолнечную с отцом пробираемся, к родным. Может, хоть у тех цело что-нибудь. У нас-то ничего не осталось.
— Немцы?
— А как же? Все пограбили да пожгли. Все дочиста. Ни кола, ни двора не оставили!
— Где деревня стояла, теперь чистое поле, — грустно сказал старик, — где наши дома были, теперь сугробы намело. Нету Лоптова больше… Так-то…
— А с народом-то как? — спросила бабушка. — Не мучают народ-то?
— Как же не мучают! — покачала головой молодуха. — У нас возле дороги на деревьях повешенные висят. Не по слухам говорю, своими глазами видела.
— Батюшки мои кровные! — вздохнула бабушка. — До чего мы дожили!
— И народ из деревень угоняют, — сказал старик. — Вот у нас собрали молодежь да и погнали куда-то… А сколько убитых на полях лежит! Смотреть страшно!
— А далеко они сейчас-то? — спросил дед.
— Что ты, дедушка, какое далеко! — воскликнула молодуха. — Да они уже в Нудоли теперь. По следу за нами идут. Не уйдешь от них никак, не уторопишься.
— В Нудоли! — ахнула бабушка. — Да ведь это они к вечеру у нас будут! Ох, кровные мои! Что делать?
Бабушка заплакала. Женщина, тоже плача, завернула ребенка, накормила
— Ну, пойдем, отец, — сказала она, — Спасибо, люди добрые, за привет!
— Бабка, ты бы им собрала щец похлебать, — сказал дед. — Люди в пути, как же быть-то?
Бабушка налила прохожим горячих щей, нарезала хлеба.
— Не думал я, что придется мне побираться на старости лет, — вздохнул старик. — Жили-то мы хорошо. Дом полная чаша был.
— Что ж ты сделаешь! — ответил дед. — Надо переживать как-нибудь тяжелое время. Да ничего, люди помогут! Разве же можно не помочь в беде друг другу! Чай, свои, русские, не какие-нибудь немцы явились…
Прохожие пообедали, поблагодарили хозяев и ушли. Грустно стало в избе, словно эти люди оставили здесь черную тень своего горя.
Маринка тихо отложила полушалок.
— На деревьях повешенные висят… — про себя повторяла она, — люди повешенные… Может, чей-нибудь отец или чей-нибудь дедушка… На деревьях висят…
Она забыла и про шерсть, которую надо раздергать, и про воробьев, которых надо кормить. В глазах ее снова появился страх и на душе стало тяжело.
Бабушка тоже больше не села за стан. Она ходила по избе, бралась то за одно, то за другое и ничего не могла делать.
— На стол, что ли, собирать, — сказала наконец бабушка, — чай, наши скоро обедать придут…
Но только она взялась за нож, чтоб нарезать хлеба, как вдруг распахнулась дверь и мать вбежала в избу:
— Мамаша, мамаша! Немцы уже в Отраду пришли!
Бабушка бросила нож.
— Батюшки, а мы и подушки еще не спрятали! И перину не вынесли! Аннушка, бери скорей перину, неси в овраг!
Сама она схватила охапку подушек и побежала на улицу. Но тут же и вернулась с плачем.
— Они уже здесь! Они уже в гору поднимаются!
Маринка вскочила, бросилась к матери. В испуганных глазах ее дрожали слезы.
— Ничего, ничего, дочка, — сказала мать, — давай с тобой не бояться. Ладно?
Мать вошла в горницу. И никаких подушек она не стала собирать, никаких перин не стала вытаскивать. Она только сняла со стены карточку мужа и спрятала у себя на груди.
— А чего бояться? — спокойно говорила мать. — Подумаешь, немцы! Твой отец теперь их из пулемета знаешь как бьет! Бояться их еще!
Маринка видела, что руки ее дрожат и какие-то необычные красные пятна появились на лице. Но она улыбалась, и Маринка никак не могла понять: то ли мать утешает ее, то ли вправду ничего не боится.
Дед оделся и пошел посмотреть, как идут враги. Маринка отправилась с ним, уцепившись за полу его полушубка.
У дворов стоял народ. Ребятишки толпились возле самой околицы. Ганя тоже был с ними. Маринка отцепилась от деда и подошла к девчонкам, стоявшим у дороги. И тут они увидели немцев.