Лихие лета Ойкумены

Мищенко Дмитрий Алексеевич

Подвыпившему море по колено. Захотел — принял обещанное, как ласку, захотел — воспрял духом и изрек первое, что пришло в голову.

— И это правда? Добудете победу?

— Да.

— А я не верю, что добудете.

— Это нам, мужам и друзьям своим, не веришь?

— Какие вы мужи? Какие, спрашиваю, мужи, и какие друзья, если не можете добыть для своего князя наипростейшее — девку-утеху, ту, которая разделила бы с ним одиночество и не позволила бы себя чувствовать одиноким?

Гости притихли, наверное, не ожидали услышать такое пусть и в своей, все же в компании, далее засветились глазами, лицом и стали попрекать самих

себя.

— Мы действительно не достойны своего предводителя, если так заботимся о предводителе.

— Это же не на день встали, братцы! Или в мире только и сладостей, что мед-напиток, богатый стол и веселое застолье? Должны позаботиться и о другом!

— Да! И немедленно!

Они действительно не медлили с этим. Нескольких девушек привезли следующей ночью и поставили перед Келагастом. Вот и имеешь. Выбирай, какая тебе нравится, а то и всех бери. Князь поколебался еще мгновение-другое и остановил свой выбор на одной, такой вишнево-пышной и такой не по годам зрелой. Напуганная только была до предела.

— Как зовут тебя?

— Дарья.

— Останешься при мне, Дарина. В жены беру тебя себе. Все остальные, — еще раз посмотрел на тех, что были с Дарьей, — будут прислуживать тебе. Хочешь этого, чтобы прислуживали, как княгине?

— Да нет. Ничего не хочу от князя и не нуждаюсь. Об одном прошу: пусть ищет себе другую княгиню, меня отпустит к маме.

— Ничего. Когда-то благодарить и благодарить будешь. Иди и готовь себя к слюбу.

Плакала, умоляла плача — зря, Келагаст оставался непреклонным. Знал же: не первая. Вон сколько их плакало, а где теперь эти стенания? Чтобы сломить как-то девушку, всем остальным, что оставил при ней, как челядниц, сказал: уйдут из лагеря лишь тогда, как уговорят Дарью стать князю женой и подготовят к свадьбе в доме. Богами поклялся: будет так и только так. Намерения его правдивые и искренние, а что умыкнул Дарью, то чуда в этом нет: такой в их земле с дедов-прадедов обычай.

Или поверила Дарья в искренность и добропорядочность княжьих намерений, никто не мог сказать, все плакала и ужасалась, а девушки поверили, это все видели. Ибо не успели остаться в одном шатре с Дарьей, как принялись обхаживать ее, льстить и умолять: «Будь щедрая с ним и ласковая. А еще покорной будь. Не какой-то другой, тебе послали боги счастье — быть княгиней у антов».

Так старались и такие уверенные были в своих стараниях, что и князя заверили: все идет как надо. А Дарья взяла и положила конец их уверенности, ее послали в баню, чтобы помылась перед свадьбой и натерла себя травами благовонными, она же… Боги светлые и боги ясные, воспользовалась, что оставили ее в одиночестве, и повесилась.

Что поднялось спустя!.. Ой, что поднялось! Князь разозлился, как раненный веприще, не знал на ком выместить злость. Поклясться могут, все-таки на них, девок-челядниц, вылился бы гнев его, если бы не подоспел гонец и не сказал: обры прислали князю-предводителю послов своих, и эти послы предпочитают видеться с ним. Поостыл, выслушав гонца, и велел отрокам скрыть где-то мертвую. Сам же занялся другими заботами и забыл о виновниках Дарьиной смерти, а те не ловили ворон, воспользовались переполохом и исчезли из лагеря.

— Как же быть с послами? — подошел какой-то и спросил князя, — Сказать, пусть разбивают палатки и ждут.

— Почему должны ждать? — удивился. — Хотят видеться, то и будем принимать.

Вероятно, немалая тревога поднялась в сердце Келагаста,

а от сердца — в мыслях из-за этой неприятности с девушкой. Не подумал: обры вон, какой путь преодолели, подобало бы угостить с дороги, дать время на отдых и подумать, пока будут отдыхать, а может, и выведать, чего прибыли, что сказать, когда встретится с ними. Поспешил поставить палатки, в которых примет незваных и менее всего желаемых послов, позвал князей окольных, ведущих мужей рати своей. Чувствовал же: разговор пойдет о делах всеантских, поэтому все анты должны принять участие в нем.

Прибежище аварам без князя, конечно, дали. А о передышке они сами не напоминали. Видели же: анты готовятся принять послов кагана, поэтому пришлось позаботиться, чтобы выйти и выглядеть на переговорах достойно. И не ошиблись: их же позвали ранним вечером в палатку князя Келагаста.

Принимал их довольно торжественно. Сам восседал на возвышении праздничный, и князья союзных племен сидели вдоль не менее праздничные. Только мужи были как мужи: в привычном для ратных людей одеянии.

Не присутствие, многочисленность их, наверное, удивила аварских послов. Смотрели и говорили: вон, сколько советников у князя антов. То и тогда, как встали перед Келагастом и начали произносить ему хвалу, потом класть перед ним кагановы подарки, то и делали, что зыркали, то в одну, то в другую сторону. Не иначе, как спрашивали: зачем это?

Посол аварский был по-асийски вежлив и льстив, однако до поры до времени. Когда положили подарки и перешли к делу, не стал таким, сразу и недвусмысленно спросил, зачем это он, предводитель антов, вон, сколько воинов вывел на рубежи своей земли? Неужели это правда, что намерены выступить против ромеев, и тем самым заступиться за склавинов? А может, правдой является другое: идет на помощь ромеям?

Умиротворенный перед свиданием с послами, Келагаст снова нахмурился и не удержал себя от соблазна выплеснуть то беспокойство, что было на сердце.

— Мы, анты, в чем-то провинились перед аварами, что должны объяснять свои действия?

— Мы этого не говорим, — поспешил возразить обрин. — Всякий волен поступать так, как велит честь и совесть. А все же должны предостеречь… Собственно, затем мы и пришли к антам, чтобы сказать: земля Склавинская завоевана аварами и является с тех пор обязанной перед ними. Антский поход в Склавинию — на стороне склавинов или против них — означало бы посягательство на владение каганата.

— Так? — у Келагаста не стало, наконец, терпения, и он оборвал представителя аваров на слове. — А ты, достойный посол, вместе с родственниками своими чего-то другого не мог придумать? Это, с какого же времени вся Склавиния стала вашей? Это, по какому праву?

— Говорил уже: мы преодолели склавинов в бою, они платят нам дань.

— Ты лжешь! — взорвался гневом предводитель антов и сделал порывистое движение, чтобы встать, но ограничился лишь тем, что оперся обеими руками о стол, на котором восседал. — Склавины не были вами покорены, и дани вам не платят! Если они данники ваши и как таковые находятся под вашей защитой, почему вы поспешили с посольством к нам, а не послали в помощь им свои турмы? Почему, спрашиваю?

— Затем и пришел к князю, чтобы сказать: каганат не хотел бы, чтобы и он вмешивался в спор между ромеями и склавинами. Мы, авары, придем на помощь склавинам. Дождемся, что скажут ромеи на наше требование оставить Склавинию, и пойдем, если не оставят.