Лихие. Смотрящий
Шрифт:
— Ну чего же ты ждешь?! — требовательно заявила она. — Иди ко мне! Я же, кажется, сказала, что соскучилась.
Глава 3
Ленку я отвез на работу и клятвенно пообещал, что как только снимут подписку, то снова перееду на съемную квартиру в Москве. Ведь ночевать еще раз в этом, с ее слов, вонючем клоповнике, она не станет даже под расстрелом. Не настолько она и соскучилась, оказывается. Будет ждать и страдать внутри Бульварного кольца. И может быть, даже иногда думать обо мне. На этой жизнеутверждающей ноте мы и расстались, а я помчал назад. Ведь в Лобне,
Прудик, что располагался в пятистах метрах от моего дома, подходил для первой встречи как нельзя лучше. В это время года в парке, что его окружал, не бывало ни души. Грязно и холодно. Нечего тут делать, и даже мамашки с колясками не суются сюда, потому как колеса могут увязнуть в жирной весенней грязи.
— Садись, Хлыстов, — майор Баранов похлопал по лавочке рядом.
— Насиделся уже, хватит, — усмехнулся я.
— Не зарекайся, — радостно оскалился тот.
А он изменился. Я помню его плотным щекастым парнем после школы милиции, а теперь это обрюзгший молодой мужик с лицом, на котором застыло выражение презрительного превосходства. И побухивает он. Вон как набрякли мешки под глазами. И вид какой-то слегка уставший. Точно, не в засаде всю ночь сидел. Снимает-таки стресс самым простым на свете способом.
— И вам того же советую, — вернул любезность я. — От сумы и от тюрьмы, сами понимаете, товарищ начальник…
— Ты поговори мне! — высокомерно рыкнул он.
— А то что? — спросил я, с интересом повернувшись к нему. — Ну давай, майор, удиви меня. Ты же позвал, чтобы правила игры обозначить. Ну, вот он я, пробуй.
— Я тебя посажу! — пошел он красными пятнами. — Ты что себе позволяешь?
— А что бы и не позволить? — развалился я на скамейке. — Ты пока ничего не сказал, а я ничего не сделал. Пока я слышу только шум вентилятора, а слов нет. Переходи к делу.
Он проглотил явную борзость. Да ему и не оставалось ничего. Он меня позвал, а не я его. И нет у него ничего, иначе сидел бы я сейчас в КПЗ, прикованный к батарее, и ждал, когда его опера решат поиграть со мной в слоника. Наслышаны…
— Братья Вахидовы на тебя сейчас работают, — нехотя сказал он. Я молчал, а он, видимо, ожидал какой-то реакции. Да хрен тебе, сам разматывай до конца свои хотелки. Все ведь закончится энной суммой денег в валюте. Ставлю все имеющиеся в наличии зубы.
— Солнышко сегодня какое! — весело сказал я, решив все-таки прервать затянувшуюся паузу. — Погода сегодня просто отличная, товарищ майор. «Весна идет — весне дорогу»!
Да, певец из меня на уверенную троечку с минусом. Фальшивлю. Сколько я этих песен наслушался, сидя в лагерном ШИЗО… Утром проснешься — а цирики уже радио на всю катушку врубают.
— Ты не понял, Хлыст! — повернулся он ко мне. Кажется, я малость перегнул палку. Вон как его корежит, не вспылил бы. А то задержит еще для выяснения, а я без паспорта из дома вышел.
— Да все я понял, Владимир Алексеевич, — спокойно сказал я. — У больших людей были интересы в бизнесе покойного. Они недовольны изменением расклада. Так?
— Так! — ответил он с явным облегчением.
— Что хотят большие люди? — спросил я. — И самое главное, что они готовы дать взамен?
— Ты не охуел часом?! — удивленно посмотрел на меня начальник горотдела.
— Да нет, я в порядке, —
— Через месяц-другой, — «Баран» тяжело вздохнул и все-таки выложил свой главный козырь. — Ельцин подпишет указ о рыночной цене на водку и спирт. Разговоры давно идут. Большие люди могут посодействовать в реализации. Проверки будут чисто формальными.
— Годится, — кивнул я. — Есть интерес к этой теме в соседних городах. Пушкин, Химки, Зеленоград, Долгопрудный. Нужна зеленая улица по твоей ментовской линии. Я с людьми сам перетру и их интерес учту. А большие люди в Лобне получат долю с рынка. Столько же, сколько сейчас братья получают. Это в районе двух тысяч в месяц. Зелеными. По мере расширения нашего сотрудничества условия могут быть изменены. Сам понимаешь, ничего вечного нет.
— С «большими людьми» я сам поговорю — покачал головой мент. — Условия донесу. А ты пока думай, кого из мелочевки мне сдашь. Мне надо план закрывать. Палки сами себя не срубят. Если будешь играть в свои воровские понятия, то сядут твои люди по делу Истока. Так что думай сам. И чтобы беспредела в моем городе не было. Иначе всем договоренностям конец.
И он ушел, не попрощавшись, унизив меня гордым видом своей спины. А я еще посидел немного. Ведь совсем скоро сюда прилетят утки. В прошлой жизни их поймали и сожрали. Как бы не допустить этого сейчас? Они меня успокаивали.
— Хорошие новости, босс, — сказал Димон, когда мы собрались неподалеку от того места, где после работы обычно ставил свою «семерку» местный железнодорожный бугор. — Начальник станции понятливый оказался и не стуканул. Граната с кольцом была. Он ее в пакет положил и в кусты аккуратно выбросил. Мы прибрали, конечно. Сто баксов на дороге не валяются.
— Неплохо, — кивнул я. — Когда он появиться должен?
— Минут через пятнадцать, — ответил Штырь.
— Ты со мной тогда пойдешь, — сказал я ему. — А остальным светиться не надо. Чем меньше нас видят вместе, тем лучше. Скромность — залог счастливой и обеспеченной жизни. А именно к ней мы с вами и стремимся.
Начальник станции появился как по расписанию. Большой человек в наших реалиях. Сотня людей трудится в депо и на вокзале, а то и больше. А еще через станцию проходят вагоны с бензином, которые Ярославский нефтеперерабатывающий завод шлет на нашу нефтебазу. Тут контролеры проверяли пломбы на горловинах, ставили галочки во всех положенных местах в сопроводиловке, после чего маневровый тепловоз собирал состав и тащил его в Павельцево, где его и сливали. Один вагон станции тащить было лень, поэтому частенько обычно он скучал в каком-нибудь тупике, ожидая компании. Я знал эту кухню как Отче наш, ведь половина моего дома работала на железке, а к стуку колес я привык до того, что не слышал его вообще. От моего окна до насыпи по прямой метров триста. Я же все свое детство провел, плюща на рельсах гвозди-двухсотки и делая из них потом ножики.