Лиходолье
Шрифт:
– Ночь приходит, – как-то тоскливо пробормотала Ясмия. Теплые ладони, лежащие на лице музыканта, похолодели, пальцы еле ощутимо задрожали. – Ненавижу.
Дудочник не успел спросить почему – он увидел этосам.
Черную пелену, поднимающуюся над горизонтом на востоке. Гигантскую волну глухой непроглядной темноты, пожирающей сверкающие краски звездного неба, накатывающую неотвратимо и жутко. Наверное, так выглядит то, чего боятся южные рыбаки, заплывающие далеко в море, – огромная волна, закрывающая небо от края до края. Волна высотой с небольшую гору, волна, от которой не скрыться, не уплыть даже на самом быстроходном корабле, и уж тем более можно даже не пытаться
Неужели змеедева видит это каждый вечер? Видит и понимает, почему ночи в Лиходолье столь стремительны и пугающи, почему вместе с сумерками в душу каждого закрадывается беспокойство, страх, а то и откровенный ужас?
– Дальше тебе смотреть не надо. – Прохладные руки подались назад, но Вик торопливо прижал их обратно к лицу. Прошло то время, когда он был согласен на полуправду, на недомолвки и недоговоренности. Время, когда он отводил взгляд, отворачивался, чтобы не знать, не видеть и не понимать, что окружающий мир на самом деле не такой, каким кажется.
Ясмия вздрогнула, попыталась убрать ладони, сжать пальцы, но Вик все-таки увидел. На мгновение, краем глаза, но этого было достаточно, чтобы он шарахнулся от стены, отталкивая шассу и неловко падая, запнувшись о собственную трость. Правый локоть пронзило острой болью от удара о камень, но Вик этого будто и не заметил. Он ошарашенно переводил взгляд с черного ночного неба на мрачное, застывшее лицо шассы, на котором ярким золотым огнем горели змеиные глаза с узким вертикальном зрачком.
– Что это было? – еле слышно выдавил он.
– Мое призвание. – Она горько усмехнулась, указывая тонким чешуйчатым пальцем на сияющие глаза. – За новое зрение пришлось заплатить обещанием.
– Обещанием?
– Да. Сделать так, чтобы это больше не существовало. Никогда.
– Как?! – Вик поднялся, растерянно потирая ушибленный локоть и неохотно поглядывая на небо. Обычное, южное, с низко висящими над головой звездами. Вот только теперь, когда знаешь, что может прятаться в этой безмятежности, становится как-то жутко.
– Пока не знаю. Но долго отсиживаться в Огнеце я все равно не смогу. Не позволят.
Ясмия глубоко вздохнула, и змеиные глаза начали тускнеть, затягиваясь белесыми бельмами. Ее правда – если бы он постоянно видел то, что видит она, тоже предпочел бы слепоту.
Дудочник шагнул вперед, рывком сдернул девушку с ящика и крепко обнял, прижимаясь щекой к коротко остриженным, торчащим во все стороны волосам, пахнущим печным дымом и едва ощутимо – корицей.
Шассы все-таки покрепче людей будут. Если бы он каждый вечер видел на горизонте ворох призрачных щупалец с миножьими ртами вместо присосок, жадно шарящих вокруг, подгребающих к себе мерцающие огоньки чужой жизни и способных дотянуться до неба, его бы не просто трясло. Он бы спрятался в самый глубокий подвал, который только нашел, и никогда больше не поднимал бы взгляд к небу.
А она просто дрожит в его руках как осиновый лист, цепляется тонкими, крепкими пальцами за его одежду, но все равно собирается туда идти. Сумасшедшая.
И он, судя по всему, такой же.
– Я пойду с тобой, когда придет время.
Она дернулась, будто от удара, вскинула лицо, едва не стукнув его макушкой по подбородку. В слепых глазах блеснули непролитые слезы. Не верит и правильно делает. Он сам не верит в то, что говорит. И в то, что собирается сделать.
Вот только если шасса пойдет на охоту за близнецом Госпожи Загряды, угнездившимся где-то в Лиходолье, в компании одного только харлекина, он окончательно и бесповоротно перестанет себя уважать.
Потому
Утро выдалось знойным, сухим и очень душным. Ветер, еще на рассвете занесший в опрометчиво распахнутое окно мелкую желтоватую пыль, будто бы умер, и жаркое южное солнце поднималось над замершим городом, раскаляя и без того горячий воздух над черепичными крышами и каменными мостовыми.
Ночью я спала плохо – снилась какая-то тяжелая, бесцветная муть, заполняющая пустоту вокруг. От духоты голова гудела, как потревоженное осиное гнездо, я не могла спать в комнате, выходящей окнами на восточную, солнечную, сторону, потому и перебралась в коридор вместе с подушкой и колючим соломенным тюфяком, где было пыльно и не менее душно, зато хоть немного прохладнее. Отдельную зависть вызывал харлекин – оправившись после ранения и сменив жутковатую личину звенящего сегментами доспехов железного чудища с зияющей в боку дырой на более привычный и приятный взгляду человеческий облик, он даже в удушающую жару выглядел весьма бодрым и свежим. На память о последней встрече с «наставницей» у Искры остался только неровный округлый шрам, который едва-едва можно было накрыть ладонью – накануне я по сложившейся привычке осматривала этот след, уже покрывшийся новой ярко-розовой кожей, с облегчением понимая, что и в этот раз обошлось. Харлекин, будто бы желая меня успокоить, пару раз перекинулся из одного облика в другой, демонстрируя новую накладку на боку, крепкую, еще лучше и толще прежней, изрисованную какими-то завитушками и зигзагами, но тревога моя не улеглась, стала только сильнее.
Искрова броня изменилась. Я не обратила на это внимания, когда сидела рядом с лежащим на полу железным оборотнем, часами наблюдая за тем, как с еле слышным металлическим скрежетом восстанавливаются поврежденные детали внутреннего механизма, как закрывается уродливая дыра между ребрами, как тонкие металлические волоски-нити переплетаются меж собой с тихим звоном и уплотняются, формируя часть крепкого защитного панциря. Меня беспокоила только непривычно медленно заживающая рана, но вот разглядеть, как изменился харлекин внешне, я сумела только накануне.
Его доспехи больше не были тускло-серыми – они потемнели, став глубокого черного цвета, на дневном свету отливающего в едва заметное золото. Щели между сочленениями почти пропали – теперь шестигранным копьем туда было попросту не пролезть, части доспеха оказались подогнанными друг к другу так же плотно, как чешуйки на шассьем хвосте. Не защищенные ранее места на сгибах локтей и коленей оказались закрытыми плотной гибкой сеткой, да и сам доспех более не напоминал громоздкую защитную одежду из железа наподобие той, что носили человеческие воины. Теперь это был изящный, гармоничный панцирь из множества небольших, плотно подогнанных друг к другу сегментов. Он более не стеснял плавные движения харлекина, не делал громоздкую фигуру неповоротливой и неуклюжей, а еле слышным металлическим звоном отзывался лишь на соприкосновение с волосами-струнами, по-прежнему свободно рассыпавшимися по широким плечам.
Харлекин стал явно совершеннее, лучше, сделавшись похожим на воина-шассу, только на двух ногах вместо хвоста, но меня беспокоила своевременность этого улучшения. Как будто Искра знал, что в скором времени нам придется совершить нечто практически невозможное – и тщательно готовился к этому…
– Змейка? – Я вздрогнула от глубокого, низкого голоса Искры, раздавшегося совсем рядом. Неохотно перевернулась на спину и скосила взгляд на харлекина, сидящего на корточках рядом с тюфяком, на котором я угнездилась прямо в коридорном проходе. – Ты что тут делаешь, не могла найти себе места получше?