Лик Победы
Шрифт:
– Вас ждет монсеньор, – объявил Герард. Мальчишка едва держался на ногах, но физиономия у него все равно была счастливая. – Он в адмиральской каюте.
– Иду, – заверил Марсель, с трудом поднимаясь с совершенно восхитительного бочонка. Двадцать шагов до кормовой надстройки показались двумя хорнами.
– Где вас носит, виконт? – Волосы Рокэ были мокрыми, а вся одежда герцога состояла из расстегнутой рубахи, холщовых матросских штанов и какого-то амулета на цепочке. Адмиралы выглядели так же, только у них на шеях болтались эсперы, а голову и плечо Муцио украшали повязки.
–
Победа была полной. Фельп потерял одиннадцать «ызаргов», в том числе пять брандеров и четыре галеры. Зато бордоны остались без галеасов и пятидесяти четырех галер. Четыре галеаса и двадцать галер взяты в плен, семнадцать удрали, бухта деблокирована, и Альмейде здесь делать нечего.
– Теперь дело за малым, – Джильди заговорщицки подмигнул Алве, – покончить с Капрасом.
– Зачем? – Рокэ казался удивленным. – Пусть гуляет по берегу и собирает бешеные огурцы, они вот-вот созреют.
– Вы не хотите его разбить?
– Нет, – пожал плечами Ворон, – сам сдастся. Деваться ему все равно некуда.
– Пожалуй, – кивнул Муцио. – Карло Капрас не глуп, сообразит, что к чему. Разрубленный Змей, сказал бы кто – не поверил! Это же победа, господа! Победа!
– Победа, – подтвердил Рокэ скучным голосом. Он тоже устал.
– Сегодняшний день войдет в историю Фельпа, – веско произнес Джильди. – И чудо это сделали вы.
– Прекратите, – отмахнулся Алва, – я рад был оказать вам услугу. Завтра я выпью с вами за победу, а послезавтра попрощаюсь с дуксами. Мы возвращаемся в Олларию, а Капрас пускай ждет талигойскую армию. Должен же Савиньяк получить хоть какое-то удовольствие.
Послезавтра?! Нет, он точно сумасшедший. После такого нужно три дня спать и неделю гулять, а не мчаться куда-то по мерзкой дороге, очертя голову.
– Вы с ума сошли, – Муцио оттолкнул стакан, – это невозможно…
– В самом деле, Рокэ, – Джильди казался обескураженным, – нельзя же так…
– Задержитесь хотя бы до Андий [38] , – молодой адмирал резко повернулся, и его лицо исказила боль. – Люди обидятся, если вы уедете, и потом… Пока вы здесь, мы хотели бы потолковать с дуксами и генералиссимусом по душам и рассчитываем на вашу помощь.
– Вы просто обязаны остаться, – Джильди положил руку на плечо Ворона, – иначе вы увезете нашу удачу, а весной она нам снова понадобится.
– Хорошо, – коротко кивнул кэналлиец, – мы задержимся до Андий, и хватит об этом.
38
Андии – старинный праздник, распространенный на побережье Померанцевого моря и особенно любимый моряками.
– Надо решать с пленными, – торопливо напомнил Джильди. – Бросим жребий или у кого-то есть предпочтения?
– Полагаю, Фоккио хочет неповторимую Зою? – предположил Алва и, глядя на побагровевшего адмирала, пояснил: – Я далек
– Да, я прошу старших офицеров «Пантеры», – кивнул Джильди.
– И пусть Кимароза с Титусом лопнут со злости, – заключил Скварца. – И насчет каторжников тоже. Они им, видите ли, не верили, а бедняги сделали больше, чем от них ждали… Вечная память!..
– Муцио, конечно, о покойных принято говорить хорошо, к тому же я рискую подорвать вашу веру в человечество, но с каторжниками генералиссимус был прав. Эти разбойники изменили.
– Но как же?! – брови Муцио явно решили спрятаться под повязкой. – Я же сам видел… Неужели случайность?
– Можно сказать и так, – согласился Рокэ. – И вы сейчас находитесь в ее милом обществе.
– Что? – Муцио все еще не пришел в себя. – Что такое?!
– Адмирал Фоккио Джильди прятался в секретной каютке и, когда наши прощенные друзья выкинули серый флаг, поджег запалы. Кстати, надо не забыть посоветовать отцам города Фельпа запретить адмиралу Джильди чрезмерно рисковать. Он слишком хорош для того, чтоб собственноручно подрывать вражеские галеасы. Даже флагманские.
– Рокэ, – возмутился Фоккио, – кто бы говорил об осторожности?
– Я – другое дело, – Алва потянулся к стакану.
– А… – Скварца ловил ртом воздух, не зная, что сказать, и наконец выдавил: – А что… что было в шкатулке?
– Киркорелла, – зевнул Рокэ, – розовая, с золотом. Очень красивая.
– Леворукий и все кошки его! Так вы… Вы с самого начала…
– Муцио, – Ворон укоризненно покачал головой, – я уповал на то, что в каторжниках заговорит совесть и все такое, но я должен был подумать и о том, что они поступят дурно. Увы, любовь к отечеству в них не проснулась…
– Если б вы не были маршалом, вам бы следовало податься в поэты. – Муцио основательно захмелел. Еще бы, рана, усталость, вино. – Я чуть не расплакался, слушая вашу речь, а в шкатулке сидел паукан.
– Стыдно, адмирал, – сапфировые глаза задорно блеснули. – Каторжники – люди невежественные, им простительно, но вы… Не узнать монолог Генриха Седьмого из «Утеса Чести»?! Конечно, это не лучшая вещь Дидериха, и все же…
– Дидерих? – переспросил Джильди. – Это из пьесы?
– Разумеется. Неужели вы думали, что я способен на подобный бред? Правда, в «Утесе» каторжников проняло, они пошли за благородным Генрихом, все погибли, но спасли отечество, по поводу чего Генрих прочитал еще один монолог. Его я не учил, не думал, что до него дойдет. Если угодно, могу дать книгу, она в палаццо.
– Увольте, – замахал руками Джильди, – после сегодняшнего?! Я всегда знал, что Дидерих – старый дурак, но чтоб такое!
– Ну и зря, – потянулся Рокэ. – В старикашке есть возвышенность. Он свято веровал, что каторжники, шлюхи, воры и изгнанники прекрасны просто потому, что они каторжники, шлюхи, воры и изгнанники.
– Рокэ, – простонал Муцио, – во имя Леворукого, пауканов вы тоже из-за Дидериха размалевали?
– Нет, из галантности, – вяло возразил Ворон. – Они предназначались дамам, а дамы серо-бурые тона не жалуют.