Лик Победы

Камша Вера Викторовна

Напоследок Алва с разбега крутанул тройное сальто, по-кошачьи приземлился на обе ноги и исчез среди танцующих, выдернув из хоровода Муцио, но показать, на что он способен, адмирал не успел. Музыканты вновь сменили ритм, над площадью Сирены закружилась новая мелодия, неистовая и отрывистая. Хоровод окончательно распался, моряки орали здравицы вожакам и подбрасывали их к хохочущей луне. Это было почетно, но Марсель ни за какие деньги не пожелал бы оказаться на месте чествуемых – он не для того причесывался, менял рубашку и полчаса завязывал шейный платок, чтобы кто-то его хватал и подкидывал!

Талигоец,

на всякий случай отступив в тень, глядел на взлетающих над толпой адмиралов, капитанов, канониров, абордажников, мастеров. Моряки, конечно, молодцы, а победа вышла полной и красивой, но ночь святого Андия – это слишком! И когда, во имя Леворукого, они уймутся?! На носу – полночь, их ждут прелестные женщины, а он торчит среди одуревшей толпы и любуется, как фельпские матросы качают кэналлийского герцога. Ужас!

2

Селина была ужасающе серьезна и необыкновенно хороша. Луиза почти поверила, что рыжий генерал и впрямь влюбился. Хотеть он мог, и наверняка хотел, но женитьба – это немыслимо! Госпожа Арамона улыбнулась дочери.

– Ты чего-то хочешь?

– Мама, ты очень сердишься?

На что? На то, что она отказала сыну третьего человека Талига? Может, и сердилась бы, если б считала Леонарда и его отца хорошими людьми, а предложение искренним, да и то… Женщина имеет право на любовь, а красивая – и на то, чтоб быть любимой.

– Селина, а что ты сделала? Неужели порвала синее платье?

– Мама, – голубые глаза стали еще больше, – ну… Я про генерала… Я…

– Ты все сделала правильно, – весело сказала Луиза, – не стоит выходить за первого встречного. Ты слишком молода. Вернется Герард, к этому времени мы наконец переедем. У нас будут бывать молодые офицеры, выберешь того, кто тебе понравится.

Селина вздохнула и покачала головой:

– Я замуж не выйду.

Не выйдет она! Луиза с подозрением посмотрела на дочь. Та опустила глаза. Все ясно! В семнадцать лет говорят «никогда», только если «уже». А она-то хороша: дочка влюбилась, а мать ни сном ни духом.

– И что ты собираешься делать?

– Буду жить с Айрис, – объявила Селина, – и помогать ей воспитывать детей. Она согласна.

– Вот как? – спросила Луиза, чтобы спросить хоть что– нибудь.

– Да, – серьезно кивнула Селина, – у герцогини должны быть компаньонки. Герард и Ричард будут с монсеньором, а я – с Айрис.

– Селина, а Айри не предлагала тебе Ричарда? – поинтересовалась Луиза, стараясь сохранить спокойствие. Сейчас все станет ясно, хотя вообще-то ясно уже теперь.

– Говорила, – заверила дочь, – но я не хочу.

– Ты хочешь монсеньора или никого, – очень спокойно произнесла Луиза.

– Да, – выпалила дочь, – мама, ты не понимаешь!

Луиза не должна была смеяться, ни в коем случае не должна, но она не выдержала. Она не понимает?! Она!!! Разрубленный Змей, что ж такое творится?! Три дуры на одного герцога! Создатель, что будет, когда кэналлиец узнает, что без него не только его женили, но и наследников завели…

– Мама, – на ресницах дочери задрожала слезинка, – я… Ты не скажешь Айрис?

Луиза только руками замахала. Ей было жаль: себя, Айри, Селину, – но остановиться она не могла. Леворукий и все кошки его, сколько ж по Талигу баб спят и видят синеокого красавца?

–

Не скажу, – выдавила наконец госпожа Арамона, – но… Вы подвенечное платье, часом, еще не заказали?

– Нет, – удивилась дочь, – мы же не знаем, когда они вернутся.

Луиза закусила губу, чтоб снова не разоржаться, и пулей вылетела из комнаты. Клин придется вышибать клином, а где такой возьмешь? Да и Айрис… Это смешно, пока не дойдет до Катарины, тогда это станет опасным. Змеюка Рокэ не отпустит, тем более к Айрис Окделл. Союз Ворона и Вепря для нее конец, а поверить влюбленной дурочке королева может. Еще как может, и не только она, а вдруг уже поверила? Потому и оставила Айрис при себе, а потом с девочкой что-нибудь случится… А если обойдется сейчас, как ей жить, когда замок окажется воздушным, а нарисованное счастье лопнет, как мыльный пузырь? Даже не знаешь, что хуже.

3

Облака последний раз прыгнули навстречу и вернулись на место, под ногами вновь был камень, а над головой – небо.

– Ура Джильди! – надрывалась площадь. – Ура Алве! Ура Дерра-Пьяве! Ура Скварце! Ура! Ура! Ура!..

Как все меняется… Или все как раз остается прежним, а меняемся мы сами? Год назад сын адмирала частенько воображал, как ликующие моряки качают молодого героя, а он, совершивший великий подвиг, оказавшись на твердой земле, улыбается и хлопает по плечу восхищенных соратников. Какой только дури не вообразишь, а она, эта дурь, имеет обыкновение происходить на самом деле, и тебе становится стыдно, мерзко и безнадежно.

Луиджи громко рассмеялся и хлопнул по спине абордажного теньента. Зачем обижать людей в праздник, зачем их вообще обижать? Кому будет легче, если кругом узнают, что капитан Джильди убит на «Морской пантере», а то, что ходит, говорит, ест, пьет, пытается улыбаться, – не более чем тень. В том, что случилось, никто не виноват, отец счастлив, команда счастлива, счастливы все… Еще бы, такая победа! С флота смыто позорное пятно, от бордонов осталось мокрое место, убитых и раненых всего ничего… Кто вспомнит погибшую девушку с вражеского галеаса? Подруги – и те забыли…

– Луиджи! – Марсель Валме, сияющий, раздушенный, словно только что от куафера… Вот уж у кого все в порядке! И хвала Создателю, талигоец – славный малый.

– С праздником, Марсель.

– Взаимно. Ты не видел маршала?

– Был с отцом и Уголино..

Маршал о Поликсене не знает. И отец не знает. Они выиграли войну, они рисковали своей головой, и как рисковали! Отец полез на брандер, хотя мог послать кого угодно. Рокэ дрался впереди всех. Ни у того, ни у другого ни единой царапины, а несчастную девочку разорвало в клочья, и еще кто-то говорит, что на все воля Создателя.

– …так ты идешь?

Куда? Чего от него нужно Марселю?

– Иду.

Уж лучше скоротать проклятый праздник с талигойцами, благо они все равно уезжают. Отец, Муцио, Дерра-Пьяве заметят, что с ним что-то не так, а с Валме они почти незнакомы, хоть и могли вместе умереть, но умерла Поликсена.

– Отлично, – расплылся Марсель, он был счастлив и доволен и имел на это полное право. Если кто-то умирает, мир не обязан погружаться в траур. Талигоец подхватил Луиджи под руку:

– Надо отыскать герцога. Без него нас и на порог не пустят.