Лик
Шрифт:
— Вот и славно. Жди её, — быстро сказал он, усевшись за парту. Я последовал его примеру и не успел более ничего сказать, как прозвенел звонок. В этот раз он вновь подоспел вовремя.
Урок английского проходил как нельзя лучше: учитель не вызвал меня к доске, у меня не спрашивали домашнее задание, и я преспокойно выполнял то, что задали всему классу. Пока я писал какое-то упражнение, Вестер что-то напряжённо царапал карандашом на кусочках бумаги. Поначалу я не особо интересовался тем, что же его так увлекло, а к концу урока он пихнул меня в бок и быстро прошептал, всучив кусочки
— Передай это Рейн и Клео.
Мне не хотелось признаваться в том, что я был очень плох в запоминании имён.
— Помнишь их? Та, что тебя ненавидит, — да с чего он, в конце концов, это взял? — и феминистка. Понял? — он с любопытством глянул на меня. Я непроизвольно сглотнул. Среди всей этой тишины, сквозь которую пробивались лишь одинокие перешёптывания и звуки пишущих ручек, было довольно сложно что-либо предпринять. Краем глаза я заметил, как наша преподавательница, миссис Роббинс, пристально следила за нашей партой. Смею спорить, она разгадала, что мы с Вестером занимались совершенно не тем, чем надо было.
— Цукерман, Рид, я вижу, вы уже закончили?
Так и думал.
— Эм, нет, миссис, мы как раз хотели… — начал я, ощутив, как лоб покрылся потом.
— Обсудить с Клео и Рейн то, как мы будем выполнять задание, — вступил Вестер совершенно безапелляционным тоном. Я решил смолчать, но был категорически против подобной выдумки. Сердце сжалось, и я посмотрел на нашу кудрявую, в узких прямоугольных очках, учительницу, что взирала на нас с Вестером со своего места. Её сухая морщинистая рука чуть приподняла оправу, чтобы её обладательница могла недоверчиво взглянуть на нас своим обычным зрением, по-видимому, в чём-то подозревая. Затем миссис Роббинс вымолвила:
— Хорошо, только не шумите.
И это было всё? А как же наказание за дурацкие выдумки?
— Ты ведь был в курсе, что задание на доске, — говорил Вестер опять тише, указав длинным пальцем в её сторону, — групповое? — его взгляд показался мне чересчур уж деловитым.
— А ты не мог, — я поджал губы и силился справиться со своими эмоциями, чтобы не ругнуться прямо на уроке, — сказать это перед тем, как я написал четыре листа задания? — я продемонстрировал Вестеру исписанные страницы.
— Ну что ж, — он положил мне руку на плечо и довольно весело усмехнулся. — Зато мы с девочками будем отдыхать.
Честно, я тогда подумал, что задушу его ночью этой же тетрадью. Хорошо, что вскоре опять прозвенел звонок — разрушитель всех важных моментов на сей раз.
Передал я бумажки, на которые взглянул лишь ненароком, только после окончания урока. Кажется, там были какие-то приглашения, но какие конкретно — меня интересовало меньше всего. Когда мы услышали домашнее задание и стали как можно скорее собирать вещи, что-то останавливало меня. Мне не хотелось спешить, и класс вокруг для меня будто застыл во времени, превратился в каменную статую. Хотя кто-то из присутствующих всё же мог двигаться, и это был Вестер — чёрным пятном расплывавшийся в моём взоре, он протянул мне кусок бумаги, подобный тем, что я отдал.
«Приглашение. Дом Цукерманов. 17:00. Мы будем пиоылх вахфущмчя…»
— Чего? — спросил я, сдвинув брови. Я не замечал того, что качался,
— Чего-чего. Приходи, написано же.
— Мистер Цукерман, мистер Рид, — о ещё один голос. Это, случайно, не моя бабуля была? — Я на днях в кабинете кулон с волком нашла, вы, случайно, не знаете, чей он?
Да чей он мог быть? Волчий, конечно же. Ха-ха. Ой.
Все замолчали. За окном пробежал какой-то голый дурак без штанов. Или у него просто куртка была такого цвета? Кажется, я стал качаться ещё больше.
— Отдайте его мне, — прозвучал суровый-пресуровый голос. Наверное, это говорило то самое чёрное пятно возле другого, яркого пятна.
— Слушайте, волк? — спросил я.
— Да, Флеминг. Стой, — спросил ещё кто-то. — Тебе нехорошо?
— Мне-то как раз таки бесподобно, — говорил я, запинаясь. — А вы, я вижу…
— Держите его!
***
Ох.
Голова болела дичайше. Она превратилась в шар, заполненный стеклом, которое больно резало меня изнутри при каждом вдохе и выдохе. Я долго не мог раскрыть глаза и измученно морщился, пока был где-то на грани сна и реальности. Из груди рвалось сердце, всё пульсировало, и было невыносимо даже шевелиться.
Попытки пересечь грань между явью и выдумкой не были достаточно успешны — достаточно для того, чтобы я хотя бы вспомнил, что произошло. Мне удалось это понять лишь через какое-то время, когда я всё-таки проснулся и всё осознал, оглядевшись в маленькой тёмной комнатке с единственной лампочкой посредине потолка. Она раскачивалась из стороны в сторону от каждого дуновения ветерка из деревянного окна, и это только добавляло мне головокружения.
Определённо, я был в квартирке Цукерманов, но каким образом занесло меня в такую даль — я даже не догадывался. Где-то в уголках моей души родилась мысль, что, возможно, вернулась Саванна, но, очнувшись, я увидел только двух знакомых девушек и своего вечно назойливого соседа, сидевших по бокам от меня на кривых стульях.
— Очухался, наконец? — спросил Вестер привычным тоном.
— Не разговаривай с ним так, — одернула его феминистка. Да, её можно было звать именно таким образом, потому что я до сих пор не знал точно её имени.
— Ох, Клео, — спасибо тебе, Вестер. — Он просто упал в обморок, не сиганул же с крыши, правильно? — сделал страдальческий вид этот парень.
Ну, тут уж я молчать никак не мог, поэтому через силу приподнялся на руках с пропахшей пылью кровати, присев, и усилием воли вымолвил:
— Я тут, вообще-то.
— А ты думал, мы тебя не видим? — бросила вдруг черноволосая, опять одарив меня уничижающим взглядом двух своих океанов. До чего же она не годилась в подруги светлой и жизнелюбивой Саванне, я не мог надивиться. Это она, а не Саванна должна была жить в такой же тёмной квартире, тёмной комнате, где свет рассеянно падал на окружающие предметы, отчего они являли какие-то уродливые тени. В такой комнате, где в нос и лёгкие забивалась пыль, в воздухе витал запах пережаренного масла и тухлых носков, где в шкафу стояли треснутые стаканы — это точь-в-точь была комната этой самой Рейн.